Голая правда. Как не упустить мечту, учиться у жизни и не бояться действовать. По-честному - [3]

Лучшее, что может сделать мама для своего ребёнка в такой период, — это проявить внимание, подчеркнуть, что взросление — нормально, и попытаться убедить, что с ребёнком всё хорошо, его будут любить просто так. К сожалению, моей маме это и в голову не приходило. Её никто этому не учил, соседки не делятся такими секретами, такие вещи не обсуждают на семейных праздниках. У нас так не принято. Сегодня я понимаю, что мама и сама нуждалась в помощи, поддержке и проявлении любви. Так или иначе, я даже не пыталась поднять тему собственного созревания и вызвать маму на женский разговор, так что теперь могу только предполагать, как именно она бы отреагировала. Скорее всего, мама бы отмахнулась от меня или даже накричала.

Моя мама меня, конечно же, любила, но из-за того, что брала на себя слишком много, она меня не замечала. От того, что человек забивает свою голову ненужными вещами, он порой не задумывается, что на самом деле важно. Иногда нужно просто остановиться, выдохнуть, отбросить все ненужное и отдать время более приоритетным вещам. Но, как говорится, всё что ни делается — к лучшему. И если бы не случилось того, что случилось, то сейчас, уже будучи мамой, я бы так и не знала, как важно слышать своих детей. После рождения брата мне стало остро не хватать внимания, и меня просто убивало то, что при каждой стычке все шишки летели на меня, ведь мой брат «маленький».

А тогда мне, как и большинству подростков, хотелось внимания, в первую очередь родительского, пусть я и была старше, от равнодушия близких я испытывала боль. Когда боль и страх накапливаются, ты не видишь своего пути, не видишь никаких возможностей что-то поменять. И кажется, что выход только один — смерть.

Подростки любят заигрывать со смертью, большинство тинейджерских групп поют именно об одиночестве, непонятности окружающими, неразделённой любви. Да и культовые молодёжные фильмы демонстрируют надрыв, меланхолию и тоску. Именно подростки с удовольствием фотографируются, свесив ноги с крыши высотки или вольготно расположившись на рельсах железной дороги. Думаю, у большинства подрастающих детишек где-то в голове крутится мысль о самоубийстве в качестве плана «Б». Если не поступлю, если мальчик из параллельного класса не ответит взаимностью, если папа узнает, что я брала его тачку и помяла крыло. Вспомни, может, и у тебя было что-то подобное? Обиженному, одинокому и неуверенному тинейджеру очень приятно прокручивать в голове картины скорби и сожаления своей семьи и знакомых. «Вот меня не станет, и мама пожалеет, что игнорировала/ограничивала/заставляла учиться». И бессердечная одноклассница поймёт, что зря не ответила на чувство, и учителя осознают, наконец, кого они потеряли! А всё это только требование внимания, требование любви.

Я это как никто понимаю. Мне тоже хотелось внимания, мне просто нужно было заявить о себе, крикнуть на весь мир: «Я есть! Черт побери! И мне, блин, хреново!», крикнуть так громко, чтобы эхо отразилось от Луны и дошло, наконец, до ушей родителей.

Кажется, что я как будто специально ввязывалась в неприятности, чтобы за мной присматривали, чтобы было постоянное внимание со стороны родителей. Но это, конечно, было неосознанно.

В шестнадцать лет ворон я считала куда чаще, чем сейчас. Однажды я ушла из дома, забыв выключить кран (в этот период воду давали по часам). Квартиру затопило, и маме позвонили соседи.

Помню, мы с ней ехали в машине, и она будто взорвалась от злости на меня. Она внезапно начала дико на меня орать, истерить за рулём так, что мне захотелось выпрыгнуть из машины на полном ходу, лишь бы защитить себя от этого гнева. Я была жутко напугана в тот момент и в итоге сильно стрессанула. Мне было обидно, что мама пеклась о чужом мнении больше, чем о моём психологическом состоянии, о своей дочери. Мне хотелось, чтоб она меня услышала, наконец обратила своё внимание, чтоб она переживала обо мне. Дома мы сначала убрали всю воду на полу. При этом мама продолжала истерить и меня ругать. Закончив убирать, я в слезах закрылась на кухне, притянула аптечку к себе и без разбора начала распечатывать все таблетки, какие мне попадались под руку.

Не знаю, что и сколько я выпила в итоге. Я начала терять сознание, но успела открыть маме и кричащей бабушке дверь на кухню. Следующее, что я почувствовала, не пожелала б даже врагу. Со мной обращались как со скотиной в больнице, максимально грубо говорили и пихали толстую и длинную трубку в глотку, откачивали. Позже, когда я пришла окончательно в себя, ко мне подошла женщина в белом халате и сказала, что я чуть не перечеркнула себе жизнь, что суицидники — это самые последние и конченые люди, которых забирают в психушку, если они выживают. И что они попадают в такую базу данных, из-за которой меня б не взяли ни на какую работу в жизни, перечеркнув мою карьеру и жизнь.

Конечно, это была попытка суицида. Понимала ли я это? Точно нет. Мама заверила женщину в том, что я в порядке, что это всего лишь подростковый накопившийся стресс, ведь я ещё глупая и несовершеннолетняя. Потом ко мне подошёл врач и сказал, что лучше б я умерла, потому что только навредила органам, и теперь они уже не будут работать так, как раньше…