Голая экономика. Разоблачение унылой науки - [32]

На самом деле вся цепь сделок возможна благодаря одной вещи: закону об авторских правах, который является очень важной формой права собственности для тех, кто черпает средства к существованию из написания книг и статей. Правительство США гарантирует, что, после того как я вложу время в написание рукописи, ни одна компания не сможет украсть мой текст и опубликовать его, не заплатив мне компенсации. Любой преподаватель, снимающий копии с книги для того, чтобы использовать ее в классе в качестве учебного материала, должен сначала заплатить роялти издателю. Собственно говоря, правительство в принудительном порядке обеспечивает аналогичные права на программное обеспечение компании Microsoft и близкое по сути право собственности, патентное право, фармацевтической компании, которая изобрела виагру и запатентовала ее. Пример с патентами интересен тем, что их часто представляют в ложном виде. Ингредиенты, входящие в таблетку виагры, стоят сущую ерунду, но поскольку Pfizer имеет патент на виагру, который предоставляет ей монополию на продажу этого средства в течение 20 лет, компания продает таблетки виагры по 7 дол. за штуку. Это огромная наценка, которая сопоставима с наценками на новые лекарства от ВИЧ/СПИД и другие спасающие жизнь средства, и о ней часто говорят как о своеобразном проявлении социальной несправедливости, совершаемой ненасытными корпорациями. Речь идет о тех самых «больших фармацевтических корпорациях», о которых Эл Гор в ходе своей президентской кампании отзывался как об «исчадиях ада». Что могло произойти, если бы другим компаниям разрешили продавать виагру или если бы Pfizer принудили продавать виагру дешевле? Цена упала бы до уровня, близкого к себестоимости виагры. Действительно, когда срок действия патента истекает и аналоговые заменители становятся законными, цена обычно падает на 80–90 %.

Так почему Pfizer разрешают обирать людей, покупающих виагру? Потому что, если бы виагра не получила патентной защиты, Pfizer никогда не стала бы вкладывать крупные средства в создание новых лекарств. Истинная стоимость новых чудодейственных лекарств складывается не из расходов на производство таблеток по уже открытой формуле, а из расходов на исследования и научные разработки, включая прочесывание тропических лесов в поисках коры экзотических деревьев, обладающей лекарственными свойствами. Все это справедливо и в отношении лекарств от всех прочих заболеваний независимо от того, насколько они серьезны или даже смертельны [43]. Средняя стоимость «раскрутки» нового лекарства равна примерно 600 млн дол. А на каждое успешно разработанное лекарство приходится много дорогостоящих исследовательских проектов, заканчивающихся неудачей. Есть ли способ, позволяющий сделать лекарства доступными беднякам в США и во всем мире, не подрывая при этом стимулов к разработке таких лекарств? Да, есть. Государство должно выкупить патент в момент изобретения лекарства. Правительству следует выплатить компании авансом сумму, равную доходам, которые она должна была бы получить за 20 лет действия патента. Сделав это, правительство стало бы обладателем права собственности на лекарство и смогло бы устанавливать на него ту цену, которую сочло бы подходящей. Это дорогостоящее решение, которое влечет за собой ряд новых проблем. Например, какие патенты на лекарства следует выкупать правительству? Является ли артрит болезнью, достаточно серьезной для того, чтобы оправдать расходование государственных средств на снижение цены на новое лекарство от артрита? А что сказать об астме и лекарствах от нее? И все же этот план по меньшей мере совместим с экономической реальностью: люди и компании вкладывают средства только тогда, когда имеют гарантии того, что они в буквальном или переносном смысле пожнут то, что посеяли.

Недавно я наткнулся на любопытный пример того, как разночтения в правах собственности могут удушить экономическое развитие. Я писал для «The Economist» длинную историю об американских индейцах. Посетив несколько резерваций, я обратил внимание на то, что в них очень мало частных домов. Члены племен живут либо в домах, которые построены на средства федерального правительства, либо в трейлерах. Почему? Одна из главных причин этого — трудность, а то и невозможность получения индейцем, живущим в резервации, обычной ссуды под залог недвижимости, поскольку земля в резервации находится в общинной собственности. Члену племени могут выделить участок земли для пользования, но он не становится собственником такого участка — земля принадлежит племени. Для коммерческого банка это означает, что в случае неисполнения условий займа под залог недвижимости эту недвижимость нельзя забрать. Если банку отказывают в этом неприятном, но необходимом варианте, то банк как кредитор остается без всякого реального залога под выданный им кредит. Трейлер — совсем другое дело. Если человек, приобретший трейлер в кредит, не справляется с выплатами, компания может в один прекрасный день прислать своих представителей и вывезти трейлер из резервации. Но трейлеры, в отличие от обыкновенных жилых домов, не способствуют развитию местного строительства. Дома тысячами собирают на какой-нибудь фабрике, находящейся бог знает как далеко от резервации, куда их потом привозят. Этот процесс не обеспечивает работой кровельщиков, каменщиков, мастеров-отделочников и электриков из числа местных жителей, т. е. лишает индейские резервации в Америке того, в чем они более всего нуждаются.