Голаны - [34]

Чтоб не сойти с ума, прошу Тулиньку снарядить свежий банг. Хапнул - и, представьте, мне действительно полегчало.

... Так я попал на остров Пасхи, и, видит Б-г, я приперся туда не своими ногами. О-о-о-о!!! Религиозный блок!!! Там буря мглою небо крыла площадным матом. Мама! Обиженка!!! Мамашка из недоношенного детства и ее завет: "Чтоб тебе ни дна, ни покрышки!"

Успокойтесь, мама. Здесь я это отхавал!

Я очнулся, как половая тряпка, в начале длинного коридора. О-о!

Гнилой кильдым! Унылая зелень крашеных панелей провоцировала клаустрофобию. Скорбный колор стен, падая на лица невольников лиловыми сполохами, создавал световую иллюзию, будто неофиты годами не срали.

Чахлые тела... Обшмырганные лица... Опиум - народу! Под черными ермолками, стоящими колом на их косых головах, горели глаза псевдофанатиков, как у идолов с острова Пасхи, у которых зимой мандавошек не выпросишь. Они тусовались из кельи в келью, как антисоциальные психопаты, и кричали, кто громче, выдранное из контекста без всякой видимой связи: "... и поднялся Абрам с рассветом, и запряг ишака... "

Я лежу на захарканном полу, и ни один сукачок не протянул мне руки.

Вдруг они построились в ряд, как по команде, и стали отбивать такие двусмысленные поклоны, с таким усердием, будто навеки хотели запомнить, как ебут бабу встояка.

Я лежу на захарканном полу, как подстилка, и пальцем не хочу пошевелить. Только мыслю. Отчаянно мыслю: "Арабские жиды! Да. Это я, Моисей Зямович, вывел вас, козлов, из Египта!"

Тут на меня наступает дядек-англосакс от плеча выше любого Ивана в Израиле и с плечами хоккеиста в доспехах.

Чуть не сломав голову о прах у своих ног, бледнолицый представился: "Я - рав Мешулаш Бермуда. Твой командир блока. Встать!"

О боги! Не могут быть у приличного еврейского священника плечи хоккеиста. Реб Мешулаш Бермуда поднимает меня, как тампон неряхи в расцвете сил, и уносит к себе в исповедальню, по-хамски не предложив даже стул. Мудрый ребе волокет меня прямо к ватерклозету, потому что у меня уже есть стул и течет кипятком по ляжкам.

- Ребе! - взываю к начальнику из глубин отхожего места. - Я в Талмуде круглый дундук. Я вам испорчу стадо! Мой папа откармливал свиней и бегал на бану по карманам. Я выжил благодаря наебкам сограждан в босяцкий шмен. Отпусти меня, начальник, на штрафняк!

- А куда мы денем "лау" и статью "террор"?

- Это была баллистическая ошибка, ребе! Я осознал. Будь проклят Циолковский - пахан ракетоблудия! Склоните ухо к моей маленькой просьбе, и у вас начнется жизнь обеспеченного человека. Поверьте на честное слово. У меня в изгнании был друг, который с моей наколкой приперся в Москве в Политбюро в одном чапане и на рваном рубле выкатал у них Каракалпакию. Я вас научу, ребе.

Увы, англосакс на мои просьбы положил.

Реб Мешулаш Бермуда раскрывает священную книгу где-то в первой трети общего объема и, прицелившись глазами архангела, ставит вопрос ребром: "Смерть! - чуть громче, чем принято произносить это слово, рявкнул Бермуда. - Как ты это себе представляешь, дундук?!"

- Я не мокрушник, ребе. У меня нет окончательного мнения. На киче полно душегубов первой череды. Обратитесь к авторитетным источникам.

- Смерть - в ее галахическом понимании, дундук! В трактовках мудрецов Иудеи и Негева!

Бермуда принуждает меня сесть рядом и тычет в арамейские буквы пальцем такой гойской величины, каким дикие скифы объезжали жеребцов мамонта, пощекотав простату.

И Бермуда гонял меня, как мальчишку на побегушках, из дома Шамая в дом Гилеля и обратно, пока, все в репьях больного самолюбия, у меня не стали засекаться задние ноги.

Смерть в доме Шамая считалась пост-мортум, если мэнч сначала обмер, а только потом умер. А в доме Гилеля смеялись над домом Шамая, утверждая, что действительно умер тот мэнч, что сначала замер, а уж потом помер!

Кора головного мозга покрылась солью и поташем Дохлого моря, проваливался чердак в доме Шамая, и ехала крыша в доме Гилеля!

Я называл рава Бермуду "равбариах" и раскручивался на новый срок.

В сумерках подсознания всплывали цифровые значения арамейской вязи и гематрические суммы скакали, как блохи в наших головах.

Синайские комбины!

Бермуда впаривал заказ из трех первых - по краям, две последних, первый номер, а я хотел швырнуть вены, только уже не на руке, а тоталос!

Ведь по Галахе я давно эзотерический дуб, то есть крякнул рикошетом с древа добра и зла и каменею косоголовым идолом на острове Пасхи в качестве еврейского примата. Впрочем, и Бермуда вывихнул мозги в тщетных поисках священной цифры Девять. Потерянное время. Время, скрученное арматурой. Однако.

Катали с Бермудой по мелочи в шмен. Уболтал я ребе дать стольник баксов в рост, пообещав раскрыть тайну Девятки. Периодически мы играли на шекели, грузинские стерлинги из типографий Ашдода, эфиопские бабки на натуральном меху и на сухой паек надзирателей-друзов.

Бермуда тащил все.

Я тянул кота за яйца с секретом фатального Числа, а ребе в припадках новообращенца лазал на вышки цугундера шпилить с "попками" на боеприпасы.

Началась повальная эпидемия шмена. Катали все. Даже те, кто остался в чем мать родила. Под загробную жизнь.