Гол престижа - [26]

Ученые же обсуждали новость в узком кругу.

Были предложены десятки гипотез, но ни одна из них не казалась убедительной. Споры до хрипоты, леса сломанных копий… Данных не хватало, все были единодушны в одном: необходима пилотируемая экспедиция. Потому что только люди смогут различить, было там что-то природное, или…

А заодно и собрать образцы. Если сильно повезет и обломки.

Для этого нужно всего лишь убедить Больших Людей дать Большие Деньги. Вот тут поднятый газетами шум пошел на пользу.

И очень быстро, всего через пять лет, полетели.

Что случилось там, никто не знает. И теперь уже не узнает. Ясно одно: экспедицию погубил «человеческий фактор». Записи телеметрии однозначно показали: аппаратура работала исправно до конца.

Боль, наконец, стихла, я поднялся в спальню и осторожно, чтобы не разбудить Тину, забрался под одеяло. Приступ мигрени вымотал меня, и, как бывает при сильной усталости, я не мог уснуть еще какое-то время. Я думал о Луне и погибших астронавтах. Зеленые цифры показывали полчетвертого.

Беспощадный будильник ударил по мозгам, отпустив на сон, казалось, минут пять. Я закрыл голову одеялом.

— Барни… — Тина гладила меня по плечу. — Барни, ты как?

— Сейчас. Встаю.

Тяжело работать, если полночи не спал. Хорошо, что дежурство выпало без происшествий; все подопечные спутники работали штатно, и даже связь с нашими плавучими базами, зависимая от капризов океанской погоды, ни разу не подвела.

У меня не выходила из головы ночная «прогулка» по Луне. Призрачные медленные шаги-прыжки ночью, вкупе с уходящей болью казались настолько притягательными, что хотелось испытать их вновь…

Наконец долгий день закончился. Пришел на ночное дежурство старина Вэн. Когда я передавал ему смену, заметил, что он был хмур — а это на него не похоже. И белок его правого глаза был весь в мелких красных прожилках.

— Что с тобой, Вэн?

— Ничего, — буркнул он, — голова полдня болела. Не поспал толком.

— Во! А у меня то же самое ночью! Может, шефу сказать? Вызовет кого-нибудь на замену.

— Еще чего! — Вэн сверкнул глазами. — Отдежурю, не впервой.

— Как знаешь…

— Ладно, иди, — Вэн сел на мое место и уставился в монитор.

— Я все перерыла, — сказала Тина, — весь дом. И не нашла. Смотри в машине. Больше быть им негде.

После недолгих поисков рецепты нашлись. Я сунул их, по привычке, в старый бумажник, а его — в отделение для перчаток. Тина ушла разбираться с лекарствами.

Переодевшись в домашнее, я налил два бокала сухого вина и сел рядом с женой.

— Вот, смотри, — сказала Тина, — Это наши лекарства. Ну, те, что были. Я их кладу в жестянку. А вот эти — твои. Кладу в аптечку.

— Ты купила аптечку? Умница…

— Ага… Вот эти капсулы — может, выбросить?

— Нет, нет, оставь… мало ли что…

— Ты же говорил, что от них мухи.

— Они помогают, хоть и плохо.

Я уже решил, что не буду ночью пробовать лекарства по одному, как советовал врач; золотистой коробочки на столе не было, значит, она по-прежнему в кармане халата.

— Я не нашла таблетки вот к этому рецепту, — сказала Тина.

— Они у меня в халате. Да не ходи, — я обнял жену за талию.

Медленно допил вино и заглянул ей в глаза:

— А что мы будем делать после ужина?

Тина улыбнулась.

Жук заворочался в час ночи. Но мой напуганный мозг был готов. Я проснулся за пять минут до приступа. Жук позволил мне тихо встать, спуститься вниз и сесть на диван. Я успел до начала пытки принять две капсулы и таблетку. Своими раскаленными жвалами жук схватил нежное нервное окончание. Четверть часа я молча корчился, прижав обе ладони к распухшему левому глазу. Жук играл со мной в жестокую игру: он точно знал предел моего терпения. Когда боль достигла апогея и я готов был глотать горстями любые лекарства, он чуть-чуть ослабил хватку. Должно быть, принятые мной препараты, наконец, возымели действие. В глазах запрыгали долгожданные черные мушки, а боль стала понемногу стихать.

И я поплыл над Луной. Фантастические шаги-прыжки, качающаяся панорама лунного ландшафта, видимая сквозь двойное стекло скафандра, были приятны, как приятна сбывшаяся во сне детская мечта о полете.

Шел тот, другой, а я, сидя у него в голове, смотрел на лунный мир его глазами. Впереди виднелась короткая гряда невысоких холмов.

«Кратер», — догадался я.

Мой астронавт направлялся туда. И вдруг я услышал искаженный аппаратурой голос:

— Джо, не спеши. За тобой не угнаться.

«Джо?»

Астронавт неуклюже повернулся. Я увидел спускаемый аппарат и человека в скафандре. От них тянулись резкие черные тени.

Я вновь услышал голос, уже другой:

— Поторопись, Генри! Пришельцы ждут!

Что? Джо и Генри? Джо Эмерсон и Генри Уоллс?

На борту лунного модуля надпись красными буквами: «Кондор».

Это они. Погибшая три года назад лунная экспедиция.

Астронавты расставляли приборы, соединяли их кабелями с центральным блоком, а его — с кораблем. Собирали образцы. Бурили маленькую скважину ручным буром. Генри зацепился ногой за кабель, и я видел, как он неуклюже пытается восстановить равновесие.

Боль уходила. Вместе с ней уходило волшебное видение. Лунные тени превратились в черных мушек; те незаметно исчезли.

Вздохи клапанов скафандра все больше стали походить на звуки водопроводных труб, а шум системы охлаждения — на кошачье урчание старого холодильника. Я отнял, наконец, руки от лица. Они подрагивали от слабости. Во рту пересохло. Жутко не хотелось вставать. Я посидел еще несколько минут, потом поднялся; стараясь не шуметь, достал коробку апельсинового сока. Холодильник приветливо урчал. После нескольких глотков стало легче, и я пошел наверх, в спальню.