Гоголь в Москве - [5]
Пустая чревоугодническая жизнь, бесплодные споры, прекраснодушные мечтания нередко подменяли в Москве живую творческую деятельность. В. Г. Белинский так характеризовал литературную жизнь Москвы этих лет: «Где, если не в Москве, можете вы много говорить о своих трудах, настоящих и будущих, прослыть за деятельнейшего человека в мире — и, в то же время, ровно ничего не делать? Где, кроме Москвы, можете вы быть довольнее тем, что вы ничего не делаете, а время проводите преприятно?.. москвичи же ограничиваются только беседами и спорами о том, что должно делать, беседами и спорами, часто очень умными, но всегда решительно бесплотными»20. Ту же суровую оценку быта московской литературной среды мы находим и у Гоголя: «Они люди умные, но многословы и от нечего делать толкут воду в ступе» 21. По его словам, «…в Москве все журналы, как бы учены ни были, но всегда к концу книжки оканчиваются картинкою мод… Московские журналы говорят с Канте, Шеллинге и проч. и проч.; в петербургских журналах говорят только о публике и благонамеренности. В Москве журналы идут наряду с веком, но опаздывают книжками… В Москве литераторы проживаются в Петербурге наживаются»22. Жизнь Гоголя была самоотверженным под вигом высокого писательского труда. Потому-то так велико его негодование на праздность москвичей. «Мерзавцы вы все, московские литераторы, — возмущенно писал он Погодину в 1835 году. — …Вы все только на словах. Как! затеяли журнал, и никто не хочет работать!.. Страм, страм, страм!.. ваши головы думают только о том, где бы и у кого есть блин во вторник, середу, четверг и другие дни»23.
Но наряду с этой барской сытой Москвой была и другая, культурная и образованная. В этой Москве не погасла память о декабристах, из дома в дом ходили в списках запрещенные стихи Пушкина и Рылеева. В Московском университете, в общежитии «казеннокоштных» студентов, вокруг В. Г. Белинского образуется кружок передовой молодежи — «Литературное общество 11-го нумера». В кипучем кружке А. И. Герцена и Н. П. Огарева мечтают о борьбе за свободу и о мести за декабристов. Философские споры не смолкают до утра в мезонине у Н. В. Станкевича. У декабриста М. Ф. Орлова и у П. Я. Чаадаева ведутся вольнолюбивые беседы. Жизнь многих культурных домов Москвы окрашена в эти годы широкими литературными интересами. Тяжкий гнет николаевской реакции не смог задавить в Москве все проявления общественной мысли.
Гоголь горячо любил Москву как город народной славы, как живую летопись героического прошлого нашей родины, как город, красивейший по своему местоположению: «Как раскинулась, как расширилась старая Москва!»24 Потому-то он мечтает о том времени, когда «…Москва получит большую значительность и степенность, какой ей недоставало. Тогда может восстановиться в ней та литературная патриархальность, на которую у ней есть только претензии, но которой в самом деле нет»25.
Впервые посетив Москву по дороге из Петербурга в Васильевку в конце июня 1832 года, Гоголь прожил здесь очень недолго. «…Пробыл полторы недели, в чем, впрочем, и не раскаиваюсь. За все я был награжден», — пишет он с дороги своему товарищу по Нежинской гимназии Н. Я. Прокоповичу1. Это его краткое пребывание было необычно деятельным. Он завязывает в московском ученом и литературно-театральном мире яд знакомств, установивших на долгие годы его связи с Москвой. «Там… — писал он впоследствии… — любят меня непритворно, искренно»2.
Не безвестным автором приехал Гоголь в Москву: «„Вечера на хуторе близ Диканьки“ были давно уже прочтены, и мы все восхищались ими… — вспоминает С. Т. Аксаков. — Не вдруг узнали мы настоящее имя сочинителя; но Погодин ездил зачем-то в Петербург, узнал там, кто такой был „Рудый Панько“… и привез нам известие, что Диканьку написал Гоголь-Яновский. И так это имя было уже нам известно и драгоценно»3.
>Особняк в Большом Афанасьевском переулке, 12, в котором произошли первая встреча и знакомство Н. В. Гоголя с семьей Аксаковых
Тем, что в Москве Гоголь появился уже сложившимся и привлекшим к себе внимание писателем, объясняется в значительной мере щедрая дань уважения и радушия, которая была ему здесь оказана. Продолжая путь в родную Васильевку, Гоголь писал с дороги И. И. Дмитриеву: «Минувши заставу и оглянувшись на исчезающую Москву, я почувствовал грусть. Мысль, что все прекрасное и радостное мгновенно, не оставляла меня до тех пор, пока не присоединилась к ней другая, что через три или четыре месяца я снова увижусь с вами»4.
Первым, с кого начались московские встречи Гоголя, был М. П. Погодин, с которым Гоголь познакомился еще в Петербурге. Оба они, помимо занятий литературой, вели тогда курсы истории: Гоголь — в Патриотическом женском институте в Петербурге, Погодин — в Московском университете. Насколько после первой встречи был велик их взаимный интерес друг к другу, свидетельствует тот факт, что Погодин, желая понять педагогические методы Гоголя, просит доставить ему на просмотр тетради его учениц, стремится связать его с московскими литераторами, Гоголь заканчивает ему письмо из Васильевки словами: «С нетерпением жажду обнять вас. Тянет в Москву»6.
