Гоголь как духовный писатель - [7]

Шрифт
Интервал

Особенно показательны заключительные слова[75] «Империй луны»:

«Я тысячу раз дивился Божьему провидению, которое поселило людей, по природе своей безбожных, в таких областях [т.е. на луне. — А.Д.], откуда они не могут дурно влиять на его возлюбленных [чад], и которое покарало гордыню безбожников тем, что предоставило их самим себе. И я уверен, что оно до сих пор не послало к ним проповедников Евангелия лишь потому, что они истолкуют его вкривь и вкось (qu'ils en abuseraient), a это противление послужило бы лишь к более тяжкому их наказанию в Ином Мире» (с.306).

Мир Гоголя перешагнул грань, очерченную Бержераком: безбожные люди уже явно влияют на возлюбленных чад, а Евангелие возвещается наоборот. Но это тема не только и не столько «Записок сумасшедшего», сколько «Носа», к которому мы вскорости и перейдем.

Итак, в «Записках сумасшедшего» оказываются теснейшим образом связанными и переплетенными между собой несколько герменевтических планов. Погоня за деньгами и честолюбие, участие в тайных обществах приводят к продаже любви, отечества, веры и к революциям, в результате которых свергаются монархии и насаждается бесовский мир. Поприщин живет в апокалиптическом мире антихриста и пытается предупредить Государственный совет о конце мира, однако ему не дают это сделать. Ни одна деталь[76] повести не является лишней. Разгадка остальных — дело будущего.


* * *


Как было уже сказано, действие «Носа» начинается в Благовещение, 25 марта, и продолжается до 7 апреля (именно в это время нос «приклеился» к положенному ему месту, хотя «возвращен»[77] был Ковалеву в вечер Благовещения) — ровно тринадцать дней, «чертову дюжину». С эпохой географических открытий и успехов цивилизации Истинное Евангелие уже возвещено всем народам (Мф. 28:19), а значит, исполнилось предсказание Спасителя (Мф. 24:14) и близко пришествие антихриста и конец света[78]. Это время открытого выступления дьявола (διάβολος— клеветник) и его проповеди перевернутого антимира и спародированного Евангелия (Благовестия). В самом деле, разве не абсурд — семена репы и редиса (традиционных культур России), вывезенные из Англии[79]; «малоподержанная» коляска времен Наполеона (в черновике — Петровской эпохи); и т.д.[80]? Этой же цели пародирования служат и другие детали-мотивы повести (например, евхаристическое преломление Хлеба — и обнаружение носа в каравае, «купание» носа и крещение, и т.д.[81]). Сатана изображен в виде носа (уже знакомая нам символика)[82]. Герой собирается дать объявление в газетах о пропаже носа (т.е. открыто заявить о пришествии в мир антихриста, что аналогично усилиям Поприщина в Государственном совете и художника, пока еще не монаха, в первой редакции «Портрета» рассказать свя[402]щеннику о тайне бесовского портрета), но ему отказано в этом на том основании, что раньше было помещено объявление о пропаже черного пуделя, который оказался на самом деле казначеем. По моему мнению, это явная аллюзия как на первую часть «Фауста» Гёте, так и на вторую, еще не опубликованную в то время, но тем не менее известную (установлено В.М.Жирмунским[83]) в русском обществе в списках. Дьявол оказывается у Гёте казначеем, изобретшим бумажные деньги, что привело к разорению государства[84]. Виновником пропажи носа майора Ковалева выступает, как и в «Записках сумасшедшего», загадочный цирюльник[85].

Ковалев отправляется в храм[86]. Вопреки русскому обычаю храм пуст, только на паперти стоят старухи с повязками вместо лиц (т.е. в масках). Здесь снова возникает тема отсутствия лица как знак потери людьми образа и подобия Божьего. Нос (вместо человека с лицом), антихрист, тоже оказывается в храме. Святое место занято дьяволом («мерзость запустения» Писания). «Действия магнетизма» (Гоголь имеет в виду некую госпожу Турчанинову, высланную из города за шарлатанство в 1832 году), а также пляшущие стулья в Конюшенной улице (автор воспользовался реальным эпизодом, о котором сообщали газеты и наделавшим много шума в Петербурге в конце 1833 —начале 1834 года) — символ повального увлечения спиритизмом и бесовщиной[87]. «Магнетический» голос и у доктора, к которому обращается (естественно, бесполезно) Ковалев, и глаза у старика-ростовщика в первой редакции «Портрета» («вперились в него всею магнитною [возможно двоякое понимание: и «притягивающею», и «магнетической». — А.Д.] своею силою»).

Сам Ковалев связывает исчезновение носа сначала с ворожбой-волхвованием штаб-офицерши Подточиной, с дочерью которой «майор» имел амуры, но сразу же отчалил, когда речь зашла о женитьбе. Итак, дилемма: женитьба или «par amour». Герой вовсе не собирается жениться даже на дочери штаб-офицерши, поскольку ему нужна невеста с двумястами тысяч приданого (amour полностью извращена в сознании Ковалева и подменена деньгами — тема, обратная любви Поприщина), и как только нос оказывается на месте, то Ковалев тотчас показывает его Подточиной («Вот, мол, вам, бабье, куриный народ! а на дочке все-таки не женюсь»). Вместо этого — флирт с «секретными поручениями», ссылается же в качестве предлога для отказа в женитьбе — на свой возраст. Майору Ковалеву 37 лет («...что нужно ему прослужить лет пяток, чтобы уже ровно было сорок два года»[88]), что составляет число черта (13) плюс число носа (24) (см. примеч.61)!


Рекомендуем почитать
Отнимать и подглядывать

Мастер короткого рассказа Денис Драгунский издал уже более десяти книг: «Нет такого слова», «Ночник», «Архитектор и монах», «Третий роман писателя Абрикосова», «Господин с кошкой», «Взрослые люди», «Окна во двор» и др.Новая книга Дениса Драгунского «Отнимать и подглядывать» – это размышления о тексте и контексте, о том, «из какого сора» растет словесность, что литература – это не только романы и повести, стихи и поэмы, но вражда и дружба, цензура и критика, встречи и разрывы, доносы и тюрьмы.Здесь рассказывается о том, что порой знать не хочется.


Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.