Гоголь - [13]

Свобода, допускаемая в мире, управляемом отечественными чиновниками, это свобода без демократии. Точно так же, как в западном обществе соблюдение норм демократии отнюдь не означает безграничного развития свободы.

Свобода переходить улицу на красный свет - очень странная и «неправильная» свобода, но она позволяет сэкономить время и решить кучу проблем, особенно если учесть, что все светофоры стоят не там где надо, и работают не так, как следовало бы. Именно поэтому постоянно констатируемая и осуждаемая коррумпированность и неэффективность наших бюрократов оказывается для общества отнюдь не фатальной.

Мы научились жить и общаться с бюрократами - не получая от этого большого удовольствия, но неизменно находя приемлемые решения. И в этом главный позитивный секрет российского общества: оно по-своему эффективно. На индивидуальном и коллективном уровне, прячась от государства и игнорируя правящий класс, обманывая чиновников, подкупая их и договариваясь с ними, российское общество продолжает выживать и развиваться.

Вопрос лишь в том, хватит ли этих навыков для преодоления кризиса.

Если нет, то придется или погибнуть или изменить систему.

Борис Парамонов У, Русь!

Из книги «Матка Махно»

С Гоголем, считается, не все ясно. 200 лет прошло, а все неясно. «Тайна», как любил говорить Розанов.

Собственно, он эту тайну и разгадал. Не сразу, постепенно. То есть разгадал-то сразу, но высказывал постепенно, с оглядкой. Сначала речь шла чуть ли не исключительно об эстетике и жанре: Гоголь - не реалист и не сатирик, доказывал - и показывал - Розанов. Гоголь - писатель, способный своим прикосновением заворожить бытие, обратить его в собрание восковых кукол, в кунсткамеру уродов. И дело не в том, что они уроды, Чичиков там или Собакевич, а это Гоголь их так уродует. Замораживает, завораживает. Они у него застывают в неестественных для человека позах, как в немой сцене «Ревизора». Эта немая сцена и есть гоголевская парадигма, корень его эстетики, которая уже и не эстетика, а черт знает что (очень любил Гоголь это выражение). Гоголь своих героев «пригвоздил», и не в смысле метафорически-сатирическом, а буквально - как некий препарат, как Набоков бабочек в своей «правилке». Все это еще и обработано какими-то химическими агентами, «формалином», все мертвое, души и те мертвые. То есть Гоголь, по Розанову, сам колдун, маг, пытающий естество. И это уже не «эстетика», не «писатель», а злой волшебник, уродующий людей, детей, Россию. Гоголь, наконец выговорил Розанов, Россию погубил - в том смысле, что научил русских людей ее не любить, брезговать, пренебрегать ею: «Тьфу, проклятая!» Гоголь как бы обрек Россию на страшную судьбу. Это он сделал, Гоголь, и за то имя ему - великий клеветник. Но вот наступили времена и сроки, и Розанов понял, увидел, что Гоголь правду сказал о России. Это момент истины, это надо цитировать курсивом:

«Революция нам показала и душу русских мужиков, „дядю Митяя и дядю Миняя“, и пахнущего Петрушку, и догадливого Селифана. Вообще - только Революция, и - впервые революция оправдала Гоголя».

То есть Гоголь не клеветал, но увидел русского «внутреннего» человека, разглядел русские архетипы. Потому винить его нельзя, не губит он, но и не спасает, а в ужасе сам мученически погибает. И тайны, в нем, оказывается, нет - вот она, тайна, сама себя разгадавшая: революция, Петрушка-большевик.

То же сразу по следам событий сказал Бердяев в «Духах русской революции», сейчас известнейшее: русская революция - смесь Манилова с Ноздревым, Хлестаков разъезжает по России в бронепоезде, а Чичиков заведует соцэкономикой (думалось - «Корейко», а оказались - олигархи! так что и не в социализме тут дело, а в любом русском раскладе). И главное у Бердяева: Гоголь увидел, что в русском человеке присутствует порча, в глубине русского человека таится зло. Получилось, что Гоголь - главный русский писатель, знавший то, чего другие великие не знали: Россию в негативе, русский негатив. Толстой и Достоевский этот негатив «проявляли», возгоняли, сублимировали: дядя Митяй стал мужиком Мареем, а дядя Миняй - Платоном Каратаевым. Но их на самом деле не было, был Тихон Щербатый и «дубина народной войны». Только били не француза и даже не германца в супротивном окопе, а своих, и не только бар, барынь и барчат, а друг друга, враг врага. Русские - враги себе прежде чем кому другому.

Получилось вроде бы все по Гоголю, только в другом жанре, отнюдь не комическом: не «Мертвые души» и «Ревизор», а «Страшная месть» и «Вий».

Но действительно ли существует эта связь - между гоголевским видением России и ее подлинным нутром? И что считать ее подлинным нутром? что такое «подлинный» и что такое «нутро»? Помню, как я удивился в давнее уже время, прочитав у Бердяева о русском пейзаже как портрете русской души, - при том, что русские как бы «выбрали» этот пейзаж, что тут есть момент волеизъявления, а не просто натуральная порожденность. Все дело в том, что «нутра» у человека и не бывает, человек существует только «феноменологически» (в смысле Гуссерля). Впрочем, немчура русским не указка, русский «феномен» в том, что сознание в России поглощено бытием и не может из него выйти, при этом все же парадоксально существуя. Сам Бердяев говорит о том же: об «онтологичности» русского мышления, о связанности его с бытием, о чуждости русскому всяких «гносеологий». В России бытие «больше сознания», потому что Россия «большая» и в сознание не умещается, подавляет его вместе с его носителем. Это отнюдь не «в Россию можно только верить», а как раз главное и единственное, коли на то пошло, знание русского: о невыносимости России в чисто натуральном, физическом, географическом смысле. У России нет истории, одна география. России слишком много, больше, чем надо человеку, даже и русскому. Земли слишком много, русский человек завален землей, как на войне после взрыва. И коли после этого он остается жив и даже крови не пролил, то отнюдь не здоров, «контужен». Русские все контуженные, а Толстой с Достоевским в первую очередь. Из великих только Солженицыну казалось, что он здоровый. Но самый великий в русском ХХ веке, Андрей Платонов, эту - гоголевскую в происхождении - интуицию довел до максимума, до Чевенгура. Чевенгурцы - в каком залоге? действуют они или страдают? Не понять, неразличимо. Так что в конце концов выходит все-таки «Гуссерль». «Феноменологически редуцированная» Россия предстает «землей». А земля эта - не то пашня, не то могила.