Годы - [19]

Ход ее мыслей, как всегда, нарушил колокольный звон. Она терпеть не могла колоколов. Их голоса казались ей тоскливыми. Стоило одному умолкнуть, начинал звонить другой. Они вопили один за другим, один за другим, как будто этому никогда не будет конца. Китти насчитала одиннадцать, двенадцать ударов, а они все длились: тринадцать, четырнадцать… Часы вторили часам в сыром, сочащемся влагой воздухе. Поздно. Китти принялась чистить зубы. Она взглянула на календарь над умывальником, оторвала четверг и смяла его в комок, как будто повторяя: «Все позади! Все позади!» Перед ней большими красными буквами предстала пятница. Пятница — хороший день, по пятницам у нее бывают уроки с Люси, а еще она ходит пить чай к Робсонам. «Блажен нашедший свое дело»[13], — прочитала она в календаре. Календари всегда как будто обращаются к тебе. Китти не доделала задание. Она посмотрела на шеренгу синих томов: Доктор Эндрюс. «Конституционная история Англии». Из третьего тома торчала бумажная закладка. Надо закончить главу, заданную Люси, — но не сегодня. Сегодня она слишком устала. Китти повернулась к окну. Из корпуса старшекурсников донесся раскат смеха. Над чем они смеются? — гадала она, стоя у окна. Похоже, им сейчас очень хорошо. Они никогда так не смеются, приходя пить чай в резиденцию, заключила она, когда хохот затих. Коротышка из Баллиоль-Колледжа сидел и хрустел пальцами. И хрустел, и хрустел. Не разговаривал, но и не уходил. Китти задула свечу и легла в постель. Пожалуй, он мне нравится, подумала она, растягиваясь на прохладных простынях, хотя он и хрустит пальцами. Что касается Тони Эштона — она повернулась на другой бок, — он мне не по душе. Всегда будто допрашивает ее насчет Эдварда, которого Элинор, кажется, называет «Клин». У него слишком близко посажены глаза. Слегка похож на болванку для париков, подумала она. На недавнем пикнике он все ходил за ней — тогда еще муравей заполз между юбками миссис Лэйзом. Эдвард постоянно был рядом с Китти. Но она не хочет выходить за него. Она не желает быть женой преподавателя и всю жизнь провести в Оксфорде. Ни за что! Китти зевнула, опять перевернулась и — слушая запоздалый колокол, голос которого плыл сквозь водянистый воздух, как большая медлительная рыбина, — зевнула и погрузилась в сон.

Дождь лил беспрестанно всю ночь, создавая легкую дымку над полями, булькая и всхлипывая в канавах. В садах он падал на цветущие кусты сирени и ракитника. Он нежно орошал свинцовые купола библиотек, изливался из смеющихся пастей горгулий. Он размывал вид из окна комнаты, в которой еврейский юноша из Бирмингема сидел и зубрил древнегреческий, обмотав голову мокрым полотенцем, и той, где доктор Мелоун допоздна писал очередную главу монументальной истории колледжа. А в саду ректорской резиденции, за окном Китти, он поливал древнее дерево, под которым три века назад сиживали за вином короли и поэты. Теперь накренилось, почти упало, так что его пришлось подпереть посередине.

— Зонтик, мисс? — предложил Хискок Китти, когда на следующий день она выходила из дому — гораздо позднее, чем следовало. В воздухе чувствовалась прохлада, поэтому она порадовалась, заметив компанию в белых и желтых платьях, с подушками, направлявшуюся к реке: хорошо, что ей сегодня не придется сидеть в лодке. Сегодня никаких сборищ, думала она, никаких приемов. Но часы предупреждали: она опаздывает.

Она шла и шла, пока не достигла дешевых красных домиков, которые отец ее настолько не любил, что всегда делал крюк, стараясь обойти их. Но поскольку в одном из этих домиков жила мисс Крэддок, для Китти они были окружены романтическим ореолом. Ее сердце забилось быстрее, когда она повернула за угол у новой часовни и увидела дом с крутыми ступеньками — дом мисс Крэддок. Люси поднималась и спускалась по этим ступенькам каждый день. Вот ее окно. А вот звонок. Китти дернула, и колокольчик выскочил наружу, но обратно не убрался: в доме Люси все было ветхое. Но во всем была романтика. Вот, на стойке, зонтик Люси — тоже не такой, как все зонтики: с ручкой в форме головы попугая. Но пока Китти поднималась по высоким блестящим ступеням, к ее радостному волнению примешался страх: она опять не выполнила задание. И в эту неделю она «не приложила старания».

«Она пришла!» — подумала мисс Крэддок, задержав на весу перо. У нее был нос с красным кончиком, а глаза чем-то напоминали совиные, с впалыми кругами землистого оттенка. Прозвенел звонок. Перо окунулось в чернила. Она проверяла сочинение Китти и услышала шаги на лестнице. «Она пришла!» — опять подумала мисс Крэддок, и у нее чуть перехватило дыхание. Она положила перо.

— Мне ужасно неловко, мисс Крэддок, — говорила Китти, раздеваясь и садясь за стол. — Но у нас были гости.

Мисс Крэддок потерла рукой губы, как делала, когда была недовольна.

— Понятно, — сказала она. — Значит, на этой неделе вы опять ничего не сделали.

Мисс Крэддок взяла перо и обмакнула его в красные чернила. А затем обратилась к сочинению.

— Оно не стоило проверки, — заметила мисс Крэддок, задержав перо в воздухе. — Такого постыдился бы и десятилетний ребенок.