Годы с Пастернаком и без него [заметки]

1

Только после его смерти я поехала за мамой, без билета, в солдатских теплушках, на страшную станцию Сухово-Безводное, отвезла ей донорский свой паек, и даже удалось мне вырвать ее оттуда. Дождалась актировки негодных и больных, тогда еще было такое, и привезла полуживую нелегально в Москву. Много было страшного. Смерти, самоубийства.

2

И я хранила эту тетрадь-исповедь. Два года спустя она оказалась в руках следователя МГБ.

3

Эта единственная встреча двух любящих Пастернака женщин описана также и в воспоминаниях Зинаиды Николаевны: «Она [О.И.] уверяла меня, что она беременна, на что я ей ответила: „Вы должны быть счастливы иметь ребенка от человека, которого вы любите. На вашем месте я бы этим удовлетворилась“… А летом 1948 года мы с Борей получили письмо от М. К. Баранович. Она нам сообщила, что О.И. действительно родила девочку, которая умерла через 24 часа». — И.Е.

4

Александра Петровна Рябинина — заведующая отделом национальных литератур Гослитиздата.

5

Ошибка памяти. Описанное событие относится к 1948 году. См. сноску к с. 36. (В файле — комментарий № 3 — прим. верст.).

6

Люся Попова была близко знакома с Вертинским.

7

Мне очень хотелось познакомиться с сестрой Б.Л., в письмах ведь он давно уже представил нас друг другу. Свидание состоялось 6 июня 1960 года. Мы были уже «в кольце облавы» — не скрываясь, за нами ходили агенты КГБ, уже было «изъятие» рукописи пьесы на Потаповском, все время отключался телефон, и я, и мой жених в ту пору, Жорж Нива, стали жертвами непонятной болезни, — одним словом, это свидание «под надзором» было тяжелым. Помню, что Лидия Леонидовна, поразительно похожая на брата, сразу сказала, что не понимает, что значат слова покойного: «Приедет Лида и все устроит». У нее не было на руках никакого завещания. Видимо, Б.Л. опять, как и в случае с Фельтринелли, считал свои пожелания в письмах достаточным юридическим основанием для определения наследственных прав. Впрочем, об этих материальных вещах мы на кладбище не говорили. Решено было встретиться еще раз. Но, боясь подвести ее — а вдруг отнимут паспорт? — мы с мамой решили избежать новой встречи, наш арест был уже не за горами. По воспоминаниям Зинаиды Николаевны, брат Пастернака и его жена остерегали Лиду от встречи с Ивинской «ввиду ее аморальности. Но по словам вернувшейся с кладбища Лиды, последняя не производила такого впечатления. Она плакала и говорила, что ее нигде не принимают, что не относятся к ней как к человеку и что, пока не установят с ней нормальных отношений, от нее ничего хорошего не дождутся, а все дела Бори в ее руках…» То, что плакали все — это я помню. А что там говорила запуганная, измученная мама, едва ли имело значение. — И.Е.

8

Строфа из поэмы «Твоя победа» (Избранное. М.: Советский писатель, 1947).

9

Она была затем зверски убита заключенными, узнавшими «наседку»: засунули в выгребную яму и держали, пока не захлебнулась. Такова страшная судьба восковой девочки в бережно хранимых шелковых платьицах, мечтающей о «царской милости». А была она при немцах женой полицая, все кого-то опознавала в течение шести лет на Лубянке, получая папиросы от следователя.

10

Н. Заболоцкий.

11

По-видимому, зэчка, разносящая письма после проверки их местным цензором, мылась в бане и забыла эти открытки в предбаннике на подоконнике.

12

Имеется в виду указ об амнистии конца марта 1953 года, по которому освобождались все заключенные, независимо от статьи, имеющие срок до пяти лет. Ивинская подпадала под этот указ, и 5 мая 1953 года (справка об освобождении датируется 3 мая) она вернулась на Потаповский. (В биографических сведениях ее освобождение ошибочно датируется сентябрем.) Как и когда они снова встретились с Пастернаком, я не помню. Есть косвенное указание в воспоминаниях Зинаиды Николаевны: «Я как раз собиралась на дачу, как мне позвонил Асеев и сказал, что произошло возмутительное событие — Ивинскую выпустили из лагеря. Боря начал снова с ней встречаться, и она таскает его на длинные прогулки, что чрезвычайно опасно после его инфаркта». Лето 1953 года было временем необычайно творческого взлета Пастернака — за это время им написано одиннадцать стихотворений к «Доктору Живаго», среди них такие шедевры, как «Август», «Разлука», «Свадьба», «Хмель»… А «длинные прогулки», на которые его «таскала» мама, возможно, отразились в стихотворении «Под открытым небом», когда им некуда было приклонить голову, и оставалось «общество звезд»… — И.Е.

13

Дмитрий Иванович Костко, мой отчим, умер в 1952 году.

14

В «Сырье к однотомнику» сохранился текст «Зарева» с надписью Пастернака: «Зарево. Полный текст: появившееся в печати вступление и оставшаяся ненапечатанной первая глава предположенной, начатой и брошенной без продолжения поэмы. Именно ее непоявление в „Правде“, для которой писалась поэма, отвратило от мысли продолжить ее».

15

У Б.Л. попросили самое последнее стихотворение для рубрики «Литературная минутка», которую задумал К. Симонов, но так и не осуществил.

16

Рукопись романа была отдана в редакцию «Нового мира» в январе 1956 года.

17

Роман романа. Восточная Европа 1968. № 7. Июль. С. 489–501 (на нем. яз.).

18

М. И. Алигер и В. А. Каверин — редакторы литературно-художественного сборника московских писателей «Литературная Москва».

19

В беседе с Евтушенко Фельтринелли сказал, что не поверил телеграмме Б.Л., ибо она была написана по-русски; у него же с Б.Л. якобы была договоренность верить телеграммам, написанным только по-французски.

20

За несколько дней до этого я рассказала Б.Л. о страшном самоубийстве супругов Ланн. Ланн — Евгений Львович Лозман (1896–1958) — литературовед, автор романа «Старая Англия» и книг о М. Волошине, Д. Конраде, Ч. Диккенсе. «Мучительный и восхитительный человек!.. Его стихи мне совершенно чужие, но — как лавина!» (М. Цветаева).

21

Черновик этого письма Хрущеву сохранился. В нем Б.Л. просит, что, если уж депортация неминуема, «выслать меня вместе с семьей, а также с моим близким другом О. Ивинской и ее детьми, в разлуке с которой, в неуверенности в судьбе которой и в страхе за которую, существование мое немыслимо». — И.Е.

22

Н. И. Бам — вдова известного критика и переводчика С. Ромова, в 1937 году незаконно репрессированного. В 1946 году в Москве вышла книга «Воспоминания» А. С. Аллилуевой (сестры жены Сталина) в литературной редакции Нины Бам.

23

Борис Константинович Зайцев (1881–1972) — русский писатель; эмигрировал в 1922 году; с 1924-го жил в Париже.

24

Это явное преувеличение. Если сравнить первоначальный текст Б.Л. с письмом, появившимся в «Правде» 5 ноября 1958 года, видно, что «белое вовсе не становилось черным» В этом письме Пастернак не отказывается ни от своего романа, ни от публикации. Разве что чужеродно звучат слова о «гордости за время, в которое живет». В остальном же оно полно достоинства, ход мысли, логика нормального человека, попавшего под шизофренический пресс, вынужденного оправдываться в совершенно естественных поступках, — все так по-пастернаковски достоверно! Сам Б.Л. для «работы над письмом» в ЦК не ездил. Мама отвозила ему предлагаемые Поликарповым варианты. Он подписал только то, что счел приемлемым. — И.Е.

25

Инесса Захаровна Малинкович (1928–1992) — сначала учительница Иры в школе, а потом близкий друг семьи.

26

Вызов к Генеральному прокурору СССР Руденко был согласован с Президиумом ЦК КПСС и связан со стихотворением «Нобелевская премия». Стихотворение было написано в январе 1959 года по следам размолвки с Ивинской (см. дальше) и передано корреспонденту газеты «Дейли мейл» Энтони Брауну. Как говорил Б.Л., он отдал это стихотворение не для печати, а как «автограф». Однако из-за неэтичного поведения журналиста, оно сразу же прозвучало по зарубежному радио, а 11 февраля с соответствующим политическим комментарием было опубликовано в «Дейли мейл». В семье Пастернака по этому поводу произошла очень тяжелая сцена (см. «Воспоминания З. Н. Нейгауз»). На допросе прокурор Руденко обвинил Пастернака «в обмане и двурушничестве» и угрожал уголовным преследованием по статье «измена Родине». В протоколе допроса о встречах с иностранцами не упоминается. — И.Е.

27

На самом деле приглашение пожить какое-то время в Тарусе исходило от Е. М. Голышевой и Н. Д. Оттена, предложивших Б.Л. и маме свою пустующую дачу. Приглашение это было передано через А. С. Эфрон, которая, справедливо опасаясь за будущее Ивинской, не защищенной именем Пастернака, всегда советовала ей легализовать их отношения. — И.Е.

28

Мария Николаевна Батрыкина — моя мать.

29

Речь идет о второй части романа, которая была подарена маме. Первая часть, с дарственной надписью Зинаиде Николаевне и сыну Лене, хранится в семейном архиве Пастернаков. У второй части другая судьба — при аресте Ивинской в 1960 году она была конфискована как вещественное доказательство «преступных связей с заграницей» и приобщена к делу. После нашей реабилитации в 1988 году по решению Мосгорсуда она должна была быть нам возвращена. Однако родственники Б.Л. через суд оспорили это постановление и после десятилетнего разбирательства весь изъятый при нашем аресте архив был признан собственностью снохи Б.Л. — Натальи Анисимовны Пастернак, вдовы младшего сына. — И.Е.

30

Уже смертельно больной, Б.Л. получил диплом почетного члена Национального института и Академии литературы и искусств США, присужденный ему в феврале 1960 года в знак «признания творческих достижений в искусстве». Этот диплом Б.Л. сразу же переслал мне через Костю Богатырева. «Только пронесите его незаметно, спрячьте как-нибудь», — сказал он Косте. Пронести незаметно жесткую папку размером 32x42 см — дело почти безнадежное. Но никто не встречал его и не провожал, как обычно в эти среды.

31

При публикации письма Шеве сделал здесь примечание: «Ольга Всеволодовна Ивинская — Лара».

32

Встреча с актерами на даче Пастернака не состоялась. — И.Е.

33

Сын Пастернака приводит другие последние слова отца: «Он сказал нам, что закон защитит нас, как законных наследников, и просил оставаться совершенно безучастными к другой, незаконной части его существования, — к его заграничным делам». Есть и другая редакция этих последних слов: «Вы мои законные дети, и, кроме естественного горя и боли, которые принесет вам моя смерть, вам ничего не угрожает. Вас охраняет закон… Но есть другая часть моего существования, которая не охраняется законом, но широко известна за границей, премия и все истории последних лет. Эта сторона незаконная, и я не поручаю ее вашей заботе. Я хочу, чтобы вы были к этому безучастны». Видимо, под «другой частью существования» Б.Л. подразумевал нашу семью. Однако едва ли можно назвать «безучастием» регулярные недоброжелательные и бестактные высказывания сына поэта по адресу Ивинской. Также небезучастна осталась семья и к «заграничным делам» — уже в 1966 году Инюрколлегия возбудила дело о выплате наследникам гонораров за роман «Доктор Живаго». И только по настоянию Фельтринелли, не забывшему о просьбе Пастернака считать Ольгу своей «правой рукой», она была включена в их число.

Так что мама, по-видимому, приняла желаемое за действительное. — И.Е.

34

А. Гладков уточняет: «О Федине слышно, что он сказался больным и, сидя на своей даче поблизости, велел завесить окна, чтобы до него не доносился с похорон гул толпы…».

35

После моего ареста к Мите явился приехавший по туристической путевке Д’Анджело. В руках его были две объемистых сумки. Не зная об их содержимом, Митя догадывался, что там опять могут быть деньги. Между тем наш с Ирой арест скрывался от мира, так что в квартире даже посадили женщину, чей голос был похож на Ирин, а Митю предупредили о необходимости соблюдать тайну (пообещав, что при этом условии нас отпустят). Но Митя оказался на высоте: он сумел сообщить Д’Анджело о нашем аресте и выпроводить его с одной из сумок вон из квартиры. Когда вслед за этим сидевшие в засаде люди ворвались в комнату за оставленной сумкой — там оказались лишь приведшие их в ярость присланные Джульеттой нейлоновые юбки и помада. Позднее стало известно, что в унесенной сумке у Д’Анджело был остаток долга Пастернаку — вторые полмиллиона рублей… Подчеркиваю (это очень важно), во всех без исключения случаях деньги были советские; ни гроша в иностранной валюте мы и в глаза не видели.

36

Я поступила так, чтобы не подвести соседей; именно потому что они не знали о содержании чемодана, им не было предъявлено никаких обвинений.

37

Защитники построили свою линию на следующих тезисах:

1. У Фельтринелли было письменное указание считать Ивинскую распорядительницей гонораров Пастернака, для чего предлагалось вызвать в суд свидетелем самого Джанджакомо, о чем он публично просил.

2. Ни один из иностранцев, привозивших Пастернаку деньги (они, собственно, и являлись контрабандистами, если ввозили советскую валюту), не был вызван в суд в качестве свидетеля. Вызови их, этот фарс бы лопнул: легко предъявить банковскую квитанцию об обмене денег — и никакой контрабанды нет, надо искать другую статью УК… Ни судья, ни заседатели (их было двое) не обратили ни малейшего внимания на линию защиты. Исполнили то, что было спущено сверху, для вида посовещавшись в соседней комнате.

В справке о реабилитации, которую нам с мамой выдали в 1988 году, сказано просто: «Получение гонораров за свои произведения из-за рубежа не является уголовным преступлением». — И.Е.

38

В том числе сборники А. Ахматовой. Чьи там горели письма и чьи рукописные стихотворения, уже, по-видимому, не узнает никто.

39

Имеется в виду Алексей Сурков.

40

Полностью письма А. Эфрон к И. Емельяновой опубликованы в книге: Ариадна Эфрон. Жизнь есть животное полосатое. М.: Виграф, 2004.

41

Квартирная плата.

42

Л. Е. Пинский, ее учитель, мэтр, преподававший историю западно-европейской литературы в МГУ им. М. В. Ломоносова.