Годы оккупации - [54]
В его папке лежали письма других Штюльпнагелей; они составляют очень разветвленное семейство. «Нагель» восходит к вендскому слову, которое означает что-то вроде «начальника»; это были штольпские Нагели. С первым я познакомился в 1916 году в валансьенском госпитале. Две недели мы там под дождичек играли в карты. Мне приходилось мешать за него карты, потому что у него была прострелена кисть. Другой был моим командиром в Ганновере, третий занимался в двадцатые годы в министерстве рейхсвера изучением испанского народного восстания против Наполеона. У него можно было по вечерам застать множество родственников. Возможно, это был Отто фон Штюльпнагель, «черный» Штюльпнагель, которого я встретил в Париже, он был предшественником своего двоюродного брата Штюльпнагеля «рыжего». Типичны для этого семейства крупные белокурые жовиальные мужчины, чрезвычайно положительные; все они служили в армии. Иногда среди них встречаются мусические натуры. Из таких семейств выходят сплошь генералы, как из других врачи или священники.
Для Генриха оказался неблагоприятным тот факт, что в Париже у него был предшественник, его тезка. Для парижан это имя было вроде марки «mille boeufs»(Букв.: «тысячи быков» (фр.)), стоявшей под распоряжениями и объявлениями командующего. Почти никто не заметил смены лиц, хотя это был совершенно другой характер.
Отто был совершенно не тот человек, чтобы при сложившемся положении справиться с трудностями. Чуть больше дипломатии, и можно было бы многого избежать, хотя можно ли было представить себе, чтобы человек с чувством ответственности справился в этих условиях? Он выступал важно, как испанский гранд, в лаковых сапогах с высокими голенищами и с золотыми пуговицами; в остром на язычок «Рафаэле» он заслужил себе прозвище «Король Щелкунчик». Он отличался любезностью, был нервным и его окружала атмосфера какой-то меланхолии.
Должность военного начальника, проконсула в оккупированной Франции вовсе не давала такой самодержавной власти, как представляли себе парижане. Это была административная должность, доставлявшая много забот и мало славы. По-настоящему вся военная власть находилась в руках главнокомандующего Западного направления, которым тогда был Рундштед, а после него Клюге — «умный Ганс», который отравился после 20 июля.
Административное управление завоеванной страной тем проще, чем культурнее, цивилизованнее эта страна. Этим объясняется успех Александра в Персидской империи, неудача Наполеона в России и Испании. Устройство административного штаба во всех деталях повторяет организацию оккупированного государства; оно паразитически накладывается на существующие условия и оказывается тем эффективнее, чем незаметнее и даже неощутимее протекает его деятельность. Это предполагает, что эксплуатация происходит в разумных границах. В пределах этих границ можно рассчитывать на поддержку побежденной стороны, которая также заинтересована в том, чтобы не допустить анархию, грабежи, разрушения, насилие и голод среди населения.
Это конкретная задача. Отто фон Штюльпнагель, конечно, также не был заинтересован в волнениях. Повод для них могла дать не столько деятельность военного начальника, сколько идеологические меры, принимаемые теми силами, которые вопреки воле военной администрации внедрились в оккупированной области сначала отдельными щупальцами, затем широким фронтом.
Кроме начальника военной администрации и главнокомандующего западным направлением, во Франции работали германское посольство и служба безопасности, не говоря уже о других более или менее самостоятельных силах вроде военно-морского ведомства, абвера и отдела пропаганды. Их интересы постоянно пересекались и даже вступали в противоречие друг с другом. Вследствие этого возникла система офицеров связи, переговоров и согласований, зачастую также и уступок.
В особенности служба безопасности развертывала все более угрожающую деятельность. Между ней и «Мажестиком»[110] завязалась упорная борьба за власть, сначала по поводу того, кому должно принадлежать право посылать наверх доклады о положении дел, затем о полицейских функциях, которая спустя четыре года закончилась ликвидацией начальника военной администрации и ряда его сотрудников.
Подковерные происки службы безопасности были несовместимы с упорядоченной работой администрации. Не говоря уже об их неприемлемости с точки зрения морали, в них просто не было здравого смысла. Аресты и отправление в лагеря евреев, масонов, коммунистов, красных испанцев и националистов происходили ежедневно и вызывали волнения в стране. Евреев заставили носить желтую звезду и отмечать специальными знаками свои лавки. Это привлекало к ним симпатии общественности, еще больше этому способствовали сцены, разыгрывавшиеся при арестах. Попавшие в безвыходное положение люди выбрасывались из окон или травились. Однажды была взорвана синагога. В этих безобразиях участвовал тот бродильный слой, который всегда образуется во всякой побежденной стране. Здесь мне снова особенно бросилось в глаза то же самое, что меня так неприятно поражало в Германии: власть, получившая в свои руки все средства управления, тем не менее боялась отказаться от преступных методов, прибегала к подпольным средствам.
