Годы молодости - [70]
Из тени акаций неожиданно выступила какая-то фигура и подошла ко мне. Я услышала хрипловатый голос Александра Ивановича:
— Маша, не бойся. Я не буду тревожить тебя, позволь мне только взглянуть на Лидочку, и я уйду.
Он хотел продолжать, но перехватило дыхание, и он только тихо добавил:
— Да, была и у собаки хата…
Я взяла его за руку:
— Не будем говорить, Саша. Пойдем.
Мы не объяснялись и не упрекали друг друга, мы только плакали.
Утром половой Тимофей, всегда раньше очень почтительный, принес самовар и грубо заявил:
— Хозяин велел показать ему пачпорт того бродяги, которого вы привели к себе ночевать с бульвара.
— Хорошо, — сказала я, — приди после.
Брат расхохотался. Мы были в самом лучшем настроении, и утро было светлое и красивое, из окна виднелась вся бухта.
Мы спустили на одном окне жалюзи и стали смотреть сквозь щели вниз.
Это окно выходило на площадку перед подъездом, на которой обычно с раннего утра сидел хозяин господин Бисти со своим семейством и беседовал с прохожими, которые останавливались с ним поздороваться.
Сейчас народу там собралось порядочно: хозяева галантерейных и прочих лавок, что помещались на набережной, аптекарь, старик Ватикисти, староста города, кое-кто из пожилых рыбаков. Словом, слушала господина Бисти порядочная аудитория.
— …Так ночью она привела к себе бродягу с бульвара и оставила ночевать. На вид такая порядочная женщина, приехала с братом, лакеем, нянькой, а под конец оказалась…
В это время в коридоре послышалось шлепанье босых ног Тимофея, мы отскочили от окна.
— Пачпорт подавайте, а не то хозяин полицию велел позвать.
Александр Иванович в другое время взял бы его за шиворот и выбросил вон. Сейчас все происходившее его забавляло. Он с растерянным видом начал шарить по карманам.
— Нету, куда он мог деться, вот странно. Как будто и некуда завалиться.
Наконец я потеряла терпение:
— Ну довольно, Саша, прекрати представление.
Так как слух о моем позорном поведении разнесся молниеносно, то, прильнув снова после ухода Тимофея к щели, мы увидели еще более увеличивающуюся толпу и подоспевшего помощника пристава. Это был франтоватый самодовольный молодой человек с красивой и пошлой наружностью местного льва, пользующегося успехом даже у курортниц. Он крутил ус и говорил, растягивая слова:
— Странно, э-э, очень странно. А она имела возможность лучшего выбора, даже я хотел с ней познакомиться, э-э. Но разве можно понять, чего хочет женщина и что ей нравится. — И он скосил глаза на старшую дочь господина Бисти.
Уже вид паспорта в руках у Тимофея заставил всех насторожиться. Это была не бумажка проходного свидетельства, а обычная дворянская паспортная книжка.
Господин Бисти хотел раскрыть ее, но помощник пристава протянул руку:
— Нет, па-азвольте, я должен удостовериться. — Он раскрыл книжку, прочитал про себя, потом, как-то крякнув, сказал: — Странно, очень странно.
— Что, что такое? — подскочил к нему аптекарь.
— Да вот написано, что это поручик запаса Александр Иванович Куприн, при нем жена Мария Карловна и дочь Лидия, постоянное место жительства — Санкт-Петербург.
Несколько секунд царило молчание. И вдруг толпа разразилась хохотом.
— Да это муж! Муж приехал, — раздались голоса.
Пристав незаметно ретировался.
Через два часа мы праздновали новоселье. На третьей улице, довольно высоко поднимавшейся над Балаклавой, мы наняли дачу у Ремизова. Это был одинокий, чудаковатый старик, родом москвич. Чем он занимался раньше, мы не знали. Теперь старик Ремизов содержал в большом порядке дачу и кусок земли, на которой делал опытные посадки цветов, и существовал тем, что с весны сдавал эту дачу на весь сезон. Жил он отдельно в избушке на краю участка.
Когда наши вещи переносили на дачу к Ремизову, хозяин гостиницы не показывался. Но когда мы уже стали выходить, он не удержался и высунулся из окна.
Александр Иванович обернулся и крикнул:
— Я еще покажу тебе, старый тарантул, как непочтительно отзываться о моей жене!
Голова тарантула поспешно скрылась. Так за господином Бисти и утвердилось прозвище «старого тарантула».
На даче внизу было четыре комнаты. В одной — большой — устроились Лидочка с няней и я, средняя стала нашей столовой, в двух других поместились Александр Иванович и Николай Карлович.
Куприн влюбился в Балаклаву.
— Какая драгоценная находка твой, Машенька, подарок мне — Балаклава. Здесь все новое, свое — природа, жизнь, люди.
В девять часов вечера в Севастополь уходил последный трамвай, увозивший военный оркестр, и вся жизнь на набережной замирала. В десять — нигде уже не было ни души.
Александр Иванович любил слушать тишину, и мы вечерами часто ходили на тянувшийся вдоль бухты бульвар. Мы садились под большими акациями на скамейки, стоявшие у самой воды.
Впоследствии в рассказе «Листригоны» Куприн писал о Балаклаве:
«Нигде во всей России, — а я порядочно ее изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве… Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья. Изредка, раз в минуту, едва расслышишь, как хлюпнет маленькая волна о камень набережной. И этот одинокий мелодичный звук еще более углубляет, еще больше настораживает тишину. Слышишь, как размеренными толчками шумит кровь у тебя в ушах. Скрипнула лодка на своем канате. И опять тихо. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии».
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.
В сборник вошли наиболее значительные и достоверные воспоминания о великом русском писателе А. С. Грибоедове: С. Бегичева, П. Вяземского, А. Бестужева, В. Кюхельбекера, П. Каратыгина, рассказы друзей Грибоедова, собранные Д. Смирновым, и др.
В этой книге собраны воспоминания о Владимире Маяковском его друзей, знакомых, сверстников, современников. Разные это люди, их отзывы далеко не во всем совпадают, подчас разноречиво сталкиваются. Но из многих "мозаичных" деталей складывается портрет – большой и неповторимый. Мы начинаем полнее ощущать обстоятельства – жизненные и литературные, – в которых рождались стихи поэта. Как бы ни были подчас пристрастны рассказы и отзывы современников – их не заменишь ничем, это живые свидетельства очевидцев.