Годы молодости - [56]

Вспомнил Чехов и еще об одной пожилой вдове, имевшей прекрасную дачу. С этой вдовой, утверждал Антон Павлович, дело было совсем на мази, к даче ее Куприн был весьма неравнодушен. Чехова, видимо, забавляла тема о вдовах, которую он подробно развивал, и то, что Куприн явно конфузился.

Я чувствовала себя очень неловко. Принимать участие в этом разговоре я не могла, так как шутки эти не казались мне особенно остроумными и при мне уместными. Сидела я молча, с безучастным видом. Это заметила Мария Павловна (мы раньше встречались у Елпатьевских) и предложила пойти осмотреть сад и новые посадки редких растений, сделанные совсем недавно. Растения я всегда очень любила, и мы более получаса провели в саду.

Когда мы вернулись, то Ольги Леонардовны и Евгении Яковлевны уже не было на крыльце. Там сидели Елпатьевский, доктор Алексин и Гарин-Михайловский. Антон Павлович громко говорил:

— Я против посвящения чего бы то ни было живым людям. В молодости я сам этим грешил, о чем теперь жалею. Некоторые любят посвящать родным. Какой в этом смысл? Мои родные знают, что я их люблю и без того, чтобы я расписывался в этом в своих книгах и рассказах. А друзья не всегда остаются друзьями. Горький просил моего разрешения посвятить мне «Фому Гордеева». Конечно, я выразил согласие и поблагодарил его за честь, хотя, по правде говоря, удивился, что он остановился именно на вещи, которую сам же считает слабой.

На прощание Антон Павлович внимательно расспрашивал меня о здоровье Лидочки, о ее весе, о том, как она переносит жару, и не советовал начинать на юге прикармливание. Осенью, когда жара спадет, Антон Павлович звал нас приехать с Лидочкой.

Когда мы возвращались в Мисхор, то Александр Иванович спросил меня:

— Как тебе понравилось у Чеховых?

— Не понравилось мне одно: ты вначале очень конфузился — не знаю кого, а потом разошелся и стал занимать общество военными анекдотами. И мне хотелось сказать тебе словами ефрейтора Верещаки: ^{60} «Вижу я, что ты уже начинаешь старацца». А когда ты это делаешь в обществе, то мне это неприятно.

Через три дня Мария Павловна и Ольга Леонардовна приехали ко мне в Мисхор с ответным визитом.

В это лето в Мисхоре Александр Иванович увлекался писанием шутливых стихов. Они ему хорошо удавались и часто были очень смешны. Неисчерпаемыми темами его вдохновения были дядя Кока и наша дачная жизнь. Стихов было очень много, но я, к сожалению, их не помню. Особенно забавно было содержание одной поэмы, которая называлась «Дядя Кока и кухарка Кульчицких», сводилось оно к описанию попыток моего брата завязать романические отношения с кухаркой соседей.

Некоторые поэмы Александр Иванович сочинял в комнате брата при его деятельном участии, причем в комнате присутствовал также служащий брата Макар Петрович, и оттуда раздавались оглушительные взрывы хохота. Но эти поэтические опыты были такого содержания, что мамаше и мне Александр Иванович читал только в выдержках.

— Отчего ты, Саша, не пишешь настоящих стихов? — спросила его однажды мать, прослушав эти упражнения. — Ведь раньше ты писал прекрасные стихи. Тетя Катя говорила, что ее друг, мнение которого она высоко ценила, Лиодор Иванович Пальмин, сам очень большой поэт, предсказывал тебе большое будущее.

Александр Иванович рассмеялся.

— Стихи мои, мама, никуда не годились. К счастью, я вовремя понял, что надо бросить это утлое занятие. А сам Лиодор Иванович был хороший, честный, душевный человек, но поэт и писатель вообще бездарный. Сейчас о нем совсем забыли.

Любовь Алексеевна продолжала с горячностью ссылаться на авторитет тети Кати, о существовании которой я услышала впервые. В разговорах со мной Александр Иванович раньше о ней не упоминал.

Из рассказа Любови Алексеевны я узнала, что ее двоюродная сестра княжна Екатерина Александровна Макулова была немногим старше ее. Князья Макуловы так же, как и их родственники Кулунчаковы, когда-то богатые пензенские помещики, давным-давно разорились. Катеньку захватило настроение шестидесятых годов^{61}. Каким образом это случилось, Любовь Алексеевна объяснить не умела. Она знала только, что Катенька поехала в Петербург учиться. Приехала она туда из глубокой провинции, без всяких средств к существованию. Кто-то посоветовал ей обратиться к писателю Слепцову, и он действительно принял в ней участие. Его рекомендации доставили ей несколько хороших уроков. Приезд Макуловой совпал с временем, когда Слепцов организовал женскую коммуну — общежитие для трудящихся женщин. Одной из первых она поселилась в коммуне и стала деятельным ее членом. Большинство живших там женщин не имело понятия о практической стороне жизни, и только княжна Макулова оказалась в хозяйственных делах наиболее умелой, сведущей. Устроиться учиться на медицинские курсы ей не удалось.

У себя на родине Макулова не появлялась, и в течение ряда лет Любовь Алексеевна ничего не знала о ней. Когда, овдовев, она жила в Москве во Вдовьем доме, ее неожиданно разыскала Макулова, в то время уже немолодая женщина. Подробно о себе она не рассказывала, но можно было догадаться, что она была близка к революционному движению. Она возмущалась, что Любовь Алексеевна готовит своего сына к военной службе. Саша умный, способный мальчик, а она толкает его в ряды «царских опричников», душителей свободы.