Годы молодости - [55]

— Вы говорите, через двести — триста лет жизнь на земле будет прекрасна, изумительна? Но нас тогда не будет, — вздохнул Ромашов».

Я была изумлена, и, видимо, на моем лице отразилось недоумение. Александр Иванович остановился.

— В чем дело, Маша? Что тебе не нравится?

— Да нет, мне все это нравится, но я не понимаю, почему в монолог Назанского ты вставил Чехова.

— Как Чехова? — вскрикнул он и побледнел.

— Но это же у тебя почти дословно из «Трех сестер». Разве ты не помнишь слова Вершинина?

— Что? Я… я, значит, взял это у Чехова?! У Чехова? — Он вскочил. — Тогда к черту весь «Поединок»… — И, стиснув зубы, разорвал рукопись на мелкие части и бросил в камин. Не говоря ни слова, Александр Иванович вышел из комнаты. Домой вернулся под утро.

В течение нескольких недель я без его ведома подбирала и склеивала папиросной бумагой мелкие клочки рукописи. Это была очень кропотливая работа, требовавшая большого внимания, и удалась мне она только потому, что я очень хорошо знала содержание глав. Черновиков у Куприна не было, он уничтожал их так же, как и все варианты своих вещей, чтобы больше они не попадались ему на глаза.

— Там все-таки было кое-что недурно написано, — как-то месяца через три сказал Александр Иванович, — пожалуй, можно было не уничтожать всю рукопись.

Тогда я принесла ему восстановленные мною шестьдесят страниц. Он был удивлен и обрадован. Однако к работе над «Поединком» вернулся только через полтора года. В течение этого перерыва он вел себя так, будто о своей повести забыл: вспоминать и говорить о ней он избегал.

В один из приездов Бунина в Петербург мы узнали от него, что в «Знании» проектируется беллетристический сборник, к которому привлекаются участники «Знания». Редактором Горький наметил сначала Л. Андреева, но тот сразу отказался. Тогда Горький поручил организацию и редактирование сборника Пятницкому.

— Пятницкий просил меня дать что-нибудь для сборника, — сказал Бунин. — Я еще не решил, дать рассказ или стихи. О повести Андреева «Василий Фивейский», которая войдет в сборник, Пятницкий отзывался с восторгом. Очень высокого мнения о ней и Алексей Максимович. Они считают, что вещь эта будет гвоздем сборника. А ты, Александр Иванович, что ты даешь?

— Я? Я не даю ничего. Пятницкому я сказал об этом.

Глава XXII

Лето 1903 года в Мисхоре. — «Конокрады». — У Чехова в Ялте.— Любовь Алексеевна Куприна о княжне Е. А. Макуловой.— «Белый пудель».

Летом 1903 года мы уехали в Крым позднее, только в июне месяце. Как и в прошлом году, к нам приехала гостить Любовь Алексеевна. Ее восхищению и радости при виде Лидочки не было конца. Мы делали вид, что восторги ее преувеличены.

— Вы еще сглазите, мамаша, нашу Лидочку, — поддразнил ее Александр Иванович.

— Я сглажу наше сокровище? Ты, я вижу, Саша, совсем охалпел.

«Охалпел» — было выражение, которое Любовь Алексеевна часто употребляла по отношению к сыну, когда на него сердилась.

За работу Александр Иванович сел не сразу. Готовиться к второму тому своих рассказов он решил не спеша. Первое время увлекался верховой ездой, часто бывал в Ялте.

Над рассказом «Конокрады» работал легко. Вначале он наметил еще одно действующее лицо — старика-нищего. До прихода Бузыги старик рассказывал мальчику Василию историю своего увечья, о том, как во время пожара в деревне, где он жил в батраках, кто-то указал на него, как на виновника пожара. Его нещадно били по голове, изуродовали лицо, и вскоре он лишился зрения.

Этот эпизод удлинял рассказ и уводил в сторону от основной темы «Конокрадов», поэтому Куприн отказался от него.

— На днях, Маша, поедем в Ялту. Хочу, чтобы ты наконец познакомилась с Чеховыми. Прошлым летом знакомство не вышло: заболела Ольга Леонардовна. А когда Антон Павлович вернулся из Москвы, то ты была больна, и я со свойственным молодым отцам эгоизмом бесцеремонно надоедал ему рассказами о твоем состоянии. Он терпеливо выслушивал и успокаивал меня. «Все это пустяки, — говорил он. — Скажите Вашей жене, чтобы поменьше читала медицинские книги о беременности и родах. Интеллигентные женщины черпают оттуда устрашающие примеры о неправильном положении ребенка, смертельных случаях и прочих ужасах. В деревне женщины ничего этого не знают и благополучно рожают здоровых детей».

Пройдя по аллее, ведущей к террасе, мы увидели всю семью, сидевшую на верхней ступеньке лестницы. Чехов был в центре, рядом с ним Ольга Леонардовна, с другой стороны от него — Евгения Яковлевна и Мария Павловна.

— А, вот и Куприн с женой, — крикнул нам навстречу Антон Павлович. — Знакомьтесь, — поздоровавшись со мной, сказал Чехов и указал рукой на Ольгу Леонардовну. — Супруга моя Ольга Леонардовна. Уверяет всех, что она урожденная баронесса фон Книппер, а на самом деле ее фамилия Книпшиц.

Ольга Леонардовна пожала плечами и снисходительно улыбнулась.

Антон Павлович был в веселом настроении, шутил, что он и Ольга Леонардовна тоже «молодые», как и я с Александром Ивановичем, только год женаты. Острил над Куприным, рассказывая, как прошлым летом будто бы присмотрел ему очень хорошую невесту — вдову лет пятидесяти с большими средствами. При упоминании имени Александра Ивановича вдова вздыхала и закатывала глаза. Но почему-то, несмотря на все авансы этой дамы, Александр Иванович не оценил ее прелестей и капитала.