Годы молодости - [115]

В воскресенье мы прибыли на пограничную станцию. Там была сутолока страшная.

— Почему так много народу? — спросил Александр Иванович.

— Как всегда на вокзале в воскресный день, — ответила я. И только когда мы переехали границу, я сообщила ему, что мы едем в Москву.

— Москва — это хорошо! — сказал Александр Иванович.

Рядом в комнате послышались шаги.

— Вчера у нас был Вася Регинин, — переменила тему Лиза, — он принес Александру Ивановичу полное собрание сочинений (нивское)…

Вошел Куприн. Я увидела маленького, худенького старичка в очках. Первые минуты мое сознание не мирилось с тем что я вижу Александра Ивановича — настолько он был непохож на себя.

— Муся, он почти ничего не видит, — предупредила меня Елизавета Морицевна.

— Кто это Лиза? — с беспокойством спросил жену Александр Иванович. Голос его был хриплый, не громкий и без всяких интонаций.

— Муся пришла.

— Сашенька, это я — Маша.

— Маша, — узнал меня по голосу Куприн. — Подойди ближе. Ты где-то далеко — я тебя не вижу.

Я подошла к Александру Ивановичу. Видеть собеседника он мог только под определенным углом.

— Как поживает дядя Кока? — спросил Куприн о моем брате, с которым раньше был очень дружен.

— Николай Карлович умер в тысяча девятьсот пятнадцатом году, Саша, — ответила я.

— Лида тоже умерла, — сказал Александр Иванович и замолчал.

От нашей прежней жизни в его памяти удержались только три имени: дядя Кока, Маша и Лида.

Уходила я от Куприных с тяжелым чувством. Елизавета Морицевна просила чаще бывать у них, а Александр Иванович, прощаясь, сказал мне:

— Передай от меня поклон дяде Коке.

Вскоре Куприна навестил его внук Алеша^{159}. Ему было тогда тринадцать лет. Пришел он с отцом, Б. К. Егоровым.

— Чей внук? — спросил Александр Иванович Елизавету Морицевну, когда она подвела к нему Алешу.

— Твой, Саша. От Лидочки.

— Но Лиды нет.

— Лида умерла^{160}, но Алеша остался.

— Да-да, внук Алеша, — повторял Александр Иванович.

Может быть, за три-четыре года до приезда в Москву, Куприн еще надеялся с новыми силами начать работу, но в год приезда тяжелая болезнь отняла у него все его силы.

При мне Елизавета Морицевна брала руку Александра Ивановича и выводила автографы. Отвечая на вопросы корреспондентов, она спрашивала Куприна:

— Ты так говорил, Саша?

— Да, Лиза.

— Тебе в Москве нравится?

— Нравится, — повторял Куприн последние слова жены.

Но чаще всего Елизавета Морицевна говорила назойливым корреспондентам: «Александр Иванович сегодня очень устал, но говорил вот что: ……………………»

Правдиво рассказал о встрече с Куприным писатель Н. Д. Телешов: «Я был у него в гостинице „Метрополь“ дня через три после его приезда. Это был уже не Куприн — человек яркого таланта, каковым мы привыкли его считать, — это было что-то мало похожее на прежнего Куприна, слабое, печальное и, видимо, умирающее. Говорил, вспоминал, перепутывал все, забывал имена прежних друзей. Чувствовалось, что в душе у него великий разлад с самим собою. Хочется ему откликнуться на что-то, и нет на это сил»^{161}.

В «Метрополе» Куприны жили дней пять. Несколько раз гуляли по московским улицам. Прохожие, при встрече с ними, приветствовали Куприна, Александр Иванович снимал шляпу и кланялся.

На лето Куприны переехали в Голицыно. Я была у них 30 августа, в день именин Александра Ивановича, и еще раз в конце сентября, перед отъездом в Анапу. Александр Иванович и Лиза встретили меня на станции. У Александра Ивановича в руке был букет из астр и хризантем.

Мы шли потихоньку к их дому. Куприны жили в Голицыне по ул. Луначарского, 26. Лиза вела Александра Ивановича под руку: он плохо видел и часто спотыкался. Я шла сбоку.

— Ты здесь, Маша? — время от времени спрашивал меня Куприн.

Седьмого ноября 1937 года Куприных пригласили на военный парад. В этот день Александр Иванович на Красной площади очень устал и сильно простудился. Началось воспаление легких. До середины декабря Куприны оставались в «Метрополе», а потом их отправили в Ленинград, где они получили квартиру в Выборгском районе (Лесной проспект).

В феврале 1938 года Елизавета Морицевна писала мне:

«Милая Муся,

Саше стало немножко лучше, хотя он еще в кровати. Живем мы в прекрасной квартирке вдали от центра, весной будет особенно хорошо — в двух шагах большой парк.

Как-то ты, милая, поживаешь, как твое здоровье? Ты что-то последнее время покряхтывала.

Напиши мне о себе, буду очень рада, перед отъездом так и не удалось повидаться.

Я сижу целыми днями дома, от Саши не отхожу.

     Целую тебя — Лиза».

Состояние здоровья Александра Ивановича ухудшалось. Его положили в больницу. Из института скорой помощи Елизавета Морицевна писала мне 2 июля 1938 года:

«Дорогая моя Муся, спасибо тебе за милое и обстоятельное письмо. Пришло оно в очень тяжелый момент, когда дорого каждое ласковое слово. Сашенька тяжело болен, у него рак пищевода. Операцию он перенес хорошо, несмотря на общий наркоз. Кормят его теперь через трубочку. Слабенький, конечно.

Вчера мы сюда переехали из института усовершенствования врачей, так как он закрылся на лето.

Мне грустно, что и ты прихварываешь, не падай духом, Мусенька, ведь у тебя есть друзья! Я буду счастлива, если ты и меня к ним причислишь…