Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река - [44]

— О свадьбе давай рассказывай, — сказал Мухетдинов.

— Так вот, говорю я, с женитьбой нельзя торопиться. Иного спроси, как он женился, так и не вспомнит. А почему? Да потому, что такое важное в жизни событие за обыденный случай у него сошло. Не было в той любви такого, чтобы она душу ему всколыхнула до дна. Не по хорошу мил, а по милу хорош.

Вот, помню, родной брат отца, мой дядя, трудно женился. Чтобы ударить метко, нужна разведка. Сколько мы деревень объездили в поисках невесты — счету нет!

— А что в вашей деревне девок хороших не было? — спросил Куранов.

— Были… Да, знаешь, как: «Ближняя — ворона, а дальняя — соколена». Поедем этак верст за десять. Батька мой с братцем где-либо поблизости замаскируются, а мне — задание: «Узнай, что да как. Дома ли хозяин и хозяйка? Что делает невеста? Какое у нее настроение…» И чтобы вам известно было: раньше-то и жениться в деревне не принято было когда не попадя. Только осенью поздней и зимой разрешалось, в мясоед. Иначе батюшка и венчать не станет.

— А что это такое — мясоед? — спрашивает Кленкин.

— Дни такие, когда мясо разрешали попы кушать, после поста.

— После какого поста?

— Понятно, не после караульного. Такие дни отводились, когда церковь запрещала мясо и все скоромное есть.

— Да, порядочки булы, мени моя бабка рассказывала, — подтвердил Павленко, скручивая цигарку.

— Ну, вот я отправляюсь в разведку, — продолжал Еж, — а батька с дядькой на морозе танцуют. А при большом морозе — они одну минуту за десять принимают. Пока я туда-сюда да вернусь обратно, а они синие, как вареные пупы куриные. Набросятся: «Где пропадал, такой-сякой сын?» Ну и подзатыльников наберешь. Тебя же излупцуют, и ты им все выкладывай, что разведал. Стою плачу, как святой Ироним-великомученик, и отвечаю, глотая слезы. А они меня секут вопросами, как кнутом: «Как молодая сказала? Да что ты ответил? Да как хозяйка? А что хозяин?» У меня голову, как на карусели, кружит от их вопросов. Не все я еще мог правильно понять своим детским умишком. Собьют с толку — я и давай врать, чтобы от них поскорей отвязаться. Но они-то понимают, что к чему. Глядишь, словят на вранье и еще тумаков добавят.

— Да, невесело тоби жилось, Юхим, — посочувствовал Павленко.

— Какое там веселье!.. Для меня дядина женитьба, братцы, превратилась в каторгу. А куда денешься? Требуют — служишь. И что греха таить — бывалоча, намерзнешься на морозе, попадешь в хату к доброй тетке, она тебя чайком с пирогом попотчует. Забуду, что меня ждут, махну рукой: «Все равно тумаки получать». Ну, а когда сваты в дом, ты в том доме, что в родном, — отогреют тебя, накормят…

— А откуда хозяин знал, что сваты пришли? — спрашивает Кленкин.

— Так это же просто: сваты входят с причитанием — стих такой придуман. К примеру: «За синими морями, за дальними горами, за дремучими лесами живет молодец — Иван Васильевич свет…» Кроме того, сватам особое место отводилось — под матицей.

— Вот слово диковинное! А как его понимать? — удивился Кленкин.

— Матица — это поперечная перекладина на потолке. Как сел ты под матицу, значит сватать приехал… Вышли мы из дому невесты, дядька сияет, как подсвечник, мелом начищенный, отец тоже доволен. И вот тогда батька дает мне команду: «Мы, — говорит, — с братцем по махонькой с мороза опорожним, а ты дуй к батюшке. И сиди там до нашего прихода. Передай — придем к нему договариваться, насчет венчания Пафнутия». Как сказал он мне это, у меня аж похолодело внутри. Дело в том, что до прошлой весны я у попа в школе на хорошем счету был, а в пасху мы с ним поссорились и страшными врагами стали. Я хоть и мал бы, а гордость имел, «Не пойду, — говорю, — к попу, пусть он подохнет, черт патлатый». Отец как услыхал от меня такие слова, зажал голову между ног и давай от всей души вкладывать по известному месту. А у него ручища мужицкая, жесткая и как лопата широкая. Как приложит — аж дух захватывает. Отжарил он меня и опять командует: «Если не пойдешь к батюшке и не попросишь у него прощения, в дом не пущу…» — «Как не так, — думаю. — Под забором подохну, а ему кланяться не пойду ни в жисть». Отпустил он меня, а я не к служителю божьему, а к тетке в дальнюю деревню подался.

— А чего ты, Ефим Данилович, с попом не поделил? — спросил Куралесин.

— Подожди, не забегай вперед, и до попа дойдет очередь…

— Тревога! Тревога! — ворвался в землянку связной командира взвода. — Немцы в атаку пошли…

— Первое отделение!.. Второе отделение!.. По местам! — донеслись голоса отделенных командиров.

И бойцы, застегиваясь на ходу, натягивая ушанки и хватая винтовки, выскакивали наружу.

— Так и не дали дослухать, як дядько женивсь, — сказал Павленко.

— Про попа доскажешь, Ефим? — спросил Мухетдинов.

— Ладно, и про дядьку и про попа после доскажу. Быстрей давай… А немец, немец-то пуляет, ажно воздух стонет. Нет, это неспроста, он что-то затеял.

4

Из кромешной тьмы вынырнул младший лейтенант Малахов, только что принявший командование ротой вместо погибшего в бою лейтенанта Муранова. Он тяжело дышал, говорил скороговоркой:

— От нашей роты пойдет на задание группа. Нужны хорошие лыжники. Старшим назначаю младшего сержанта Ежа.