Годы эмиграции - [4]

Организационный регламент Конференции мира различал четыре категории участников с большими и меньшими правами: «главные державы», США, Британская империя, Франция, Италия и Япония, наделены были привилегиями, формальными и фактическими; другие воевавшие были лишь «имеющими частные интересы» и допускались на заседания только тогда, когда Конференция обсуждала касающиеся их вопросы; в третью зачислены были государства, порвавшие дипломатические отношения с блоком центральных неприятельских держав; наконец, к последней категории отнесены были нейтральные и вновь образуемые государства, – им предоставлялось право устного или письменного выступления по специальному приглашению одной из главных держав и только по вопросу, непосредственно их касавшемуся.

Россия не была включена ни в один из этих разрядов. О ней было сказано особо: «Условия представительства России будут установлены Конференцией, когда будут рассматриваться дела, касающиеся России». Сформулированное как отсрочка решения по существу, постановление это в действительности исключало Россию от какого-либо участия на Конференции, подводившей итоги войне, в которой Россия сыграла, если не решающую роль в победе, то предопределившую самую возможность первоначального сопротивления, последующих успехов и конечной победы Союзников. По общему признанию военноначальников, не русских только, а вражеских и союзных, несмотря на общую неподготовленность России к войне, на незаконченную мобилизацию, на отдаленность от театра военных действий при слабом транспорте и на постигшую армию ген. Самсонова катастрофу, – русский фронт оказался спасительным для Запада. И не будь русского самопожертвования, франко-английский фронт вряд ли мог выдержать, – самое «Чудо на Марне» могло не произойти. И то был не единственный случай. Достаточно напомнить жертвенное наступление русских войск в самый разгар Февральской революции, в июне 1917 г., которое способствовало тому, что западный фронт устоял, тогда как в России – на фронте и внутри страны оно способствовало ухудшению не только военного положения.

Не столько по присущему молодости и эсерам оптимизму, сколько по простому неведению я, вместе с другими, склонен был толковать «отсрочку» в благожелательном для чести Союзников смысле, Мы считали эту отсрочку кратковременной, вызванной желанием сохранить нейтралитет в гражданской войне в России и невозможностью определить, при нескольких правительствах на различных фронтах, в чьих же руках находится реальная власть. Это оказалось глубоким, трагическим заблуждением. Оказалось, Союзники, в лице прежде всего премьера Франции Клемансо и президента Пуанкарэ, уже давно перестали считать Россию в числе Союзников в борьбе и победе над блоком центральных держав.

Помимо тех, кто изменил свое отношение к бывшей союзнице, это было известно очень немногим русским государственным и политическим деятелям. Я не был в их числе. Однако и осведомленные в этом оставались в неведении того, что было Союзниками засекречено. Во время Конференции мира считалось несвоевременным оглашать то, что им случайно стало известно.

В 1934 г. была опубликована в Нью-Йорке на английском языке исключительно интересная книга А. Ф. Керенского «Распинание свободы» («Crucification of Liberty»). Глава книги «Союзники и Временное Правительство» (она напечатана и по-русски в «Современных Записках», кн. 55, 1934 г.) имеет ближайшее отношение к нашей теме. А. Ф. отмечает, что раньше «писал сдержанно о подлинной политике Парижа и Лондона после революции по отношению к России и Временному Правительству в частности». Но он чувствует, что «настало время сказать правду об этой политике, какой она была».

И Керенский сообщил, как он был поражен, узнав уже в эмиграции, едва ли не в 1920 году, подробности переговоров о сепаратном мире, которые вели Париж, Лондон, а потом и Рим с австрийским императором Карлом. Переговоры велись за спиной России в апреле 1917 года, т. е. в самом начале Февральской революции, когда министром иностранных дел был испытанный сторонник союзной дипломатии П. Н. Милюков. Большинство союзных дипломатов относилось к Временному Правительству критически, а кое-кто и враждебно, за его заявление, что «Свободный русский народ, защищая свои границы, не стремится к завоеванию чужих земель, не хочет ни с кого взыскивать дани и стремится к скорейшему заключению справедливого всеобщего мира на началах самоопределения народов». Это «донкихотское», как выразился Керенский, заявление через 18 месяцев вошло в знаменитые и всеми сочувственно воспринятые «14 пунктов» американского президента Вильсона.

Париж, Лондон, Рим одобрили отказ России от обещанного ей Союзниками Константинополя, но продолжали цепко держаться за территории, которые должны были по соглашению отойти к ним: германские колонии и флот к Англии, Эльзас-Лотарингия и территория по левому берегу Рейна к Франции, Дальмация к Италии.

Описание этого эпизода Керенский заканчивает сообщением трагического события из его общения с союзными дипломатами, длительное умолчание о котором он считал своей «личной ошибкой», которую не мог повторить теперь после того, как обещал быть совершенно откровенным.