Год змеи - [98]

— Я тоже читаю газеты, слушаю радио, — не повернувшись к ней, резко ответила Наргиза Юлдашевна, — и не нужно тут громких фраз, все мы понимаем, что к чему. Не нужно нас агитировать. Свое мнение я высказала и не собираюсь его менять. Слышала, что и Халима-апа недовольна знаниями Гузаль по физике и намеревается выставить двойку. Значит, уже по трем предметам она не будет допущена к экзаменам. Тогда о чем спор, товарищи?! Тут не только справку, на второй год надо оставлять!

Директор повернулся к физичке с немым вопросом.

— Я еще не решила окончательно, Тахир-ака, — ответила та. — В последнее время Гузаль значительно подтянулась, отвечает неплохо. Думаю, скорее всего, разрешу ей сдать и экзамен.

— Влияние моей дочери, — бросила реплику Наргиза Юлдашевна, — без Рано она черта с два бы подтянулась!

— Раз ваша дочь имеет влияние на Гузаль, — сказала Марьям Салаховна, — давно бы надо предложить ей помочь и по вашим предметам.

— Рано сама-то!.. — в сердцах воскликнула Наргиза Юлдашевна и осеклась. Но коллеги ее знали, что дочь учительницы откровенно не любит ни родного языка, ни литературы в том виде, в каком их преподносит мать, бросила как-то, что «они вызывают ужас»… Наргиза Юлдашевна смело могла бы поставить и Рано двойку, — да она — родная плоть, любимица, существо, которое должно воплотить в своем будущем все, что мать не смогла претворить в своем прошлом. Об этом Наргиза Юлдашевна говорила коллегам, правда, в обтекаемой форме, намеками.

— Послушайте старого учителя, Наргизахон, — подал голос Насыр-тога. — То, что вы хотите сделать сегодня, завтра обрушится на вашу же голову кучей неприятностей. Подумайте хорошенько и согласитесь тогда со мной. Зачем вам лишние хлопоты, своих не хватает, что ли?!

— Решим так, — произнес директор, как бы подводя итог разговору, — к экзаменам мы Гузаль допустим и, чтобы это было на вполне законном основании, попросим Наргизу Юлдашевну о снисхождении, попросим всем коллективом. Надеюсь, она прислушается к нашей просьбе?

Наргиза Юлдашевна пожала плечами. Подумала, что письменный экзамен Гузаль все равно провалит, тогда она, учительница, со спокойной совестью влепит ей кол, вложив в него все свои неприятные переживания. Пусть, она сейчас отступит, потому что нельзя идти против пожеланий коллектива. Права Марьям Салаховна, надо было с первых дней учебы проявлять принципиальность… Но ведь тогда привязанность Рано к Гузаль не была такой крепкой. Дружба их стала демонстративной в последние месяцы, можно сказать, с весны. Наргиза Юлдашевна не допускала мысли, что она сама способствовала их сближению, постоянно напоминая дочери о нежелательности такового. Не хотела признавать, что тут нашла коса на камень, хотя всем и всегда доказывала, что дочь характером вышла в нее, в мать, такая же упрямая.

«Письменная работа — документ, — подумала она, — тут никуда не денешься. Пусть останется хоть по одному предмету на осень, и это будет моей маленькой победой. А там будет день, будет и пища, придумаю что-нибудь». От этой мысли отлегло от сердца. «И волки сыты, и овцы целы, — усмехнулась она про себя. — С коллегами избегу ссоры и недоразумения, — старая дева Мавжуда не в счет, — директор останется довольным, и цели своей достигну. Все равно я разлучу Рано с ней. Эта их дружба — издевательство над всеми моими светлыми чувствами и мечтами!»

Педсовет закончился к обеду. Наргиза Юлдашевна возвращалась домой вместе с Халимой-апа, и когда они оказались у ее калитки, Наргиза Юлдашевна пригласила к себе на чашку чая. И за столом она наконец открыла гостье истинную причину своего отношения к Гузаль, пожаловалась, что дочь не желает понять ее, что тоже приносит немалые огорчения. Мол, надеялась, что вы станете моим союзником, да… Сначала как бы между прочим, чтобы кусок хлеба не застрял в горле гостьи.

— А вы напрасно волнуетесь, Наргизахон, — сказала Халима-апа, подвинувшись к ней и положив руку на плечо, — во-первых, Гузаль, вероятнее всего, в девятый не пойдет, хоть и окончит восьмой успешно. Родителям ее тоже больно видеть, каких трудов ей стоила эта учеба. Заставят пойти в поле. А во-вторых, вспомните свою такую же пору. Так ли уж вы преданны тем своим привязанностям, а? Жизнь рассуждает по-своему, дорогая, со временем вы пожалеете, что нервничали зря. Гузаль, я уже сказала, в лучшем случае пойдет работать.

— А в худшем?

— Поступит в ПТУ учиться на тракториста, хотя я не представляю, как она станет взбираться на железного коня. Лично я решила посоветовать Гузаль учиться на повара. Всю жизнь проведет на кухне.

— Что вы, Халима-апа, — рассмеялась Наргиза Юлдашевна, представив Гузаль поварихой, — ни в коем случае не советуйте ей этого, у людей аппетит пропадет, как только узнают, какая уродина готовит блюда. Пусть уж в бригаду идет. — Она подумала, что Халима-апа в общем-то права. Чего это ей, умному человеку, ударило в голову расстраиваться из-за этой девчонки, неужели других забот нет. Жизнь — справедливая штука, она все расставит по своим местам. И все-таки… Где-то в глубине души Наргиза Юлдашевна сомневалась в том, что поступит разумно, дозволив получить свидетельство Гузаль.