Год змеи - [32]

Базаров, в общем-то, понимает людей. Их приучали к подобному стилю поведения. Не иметь собственного мнения, а если и иметь, то держать его при себе и таким образом уходить от ответственности, стало своего рода болезнью, и одними призывами избавляться от нее мало что изменишь. Это следствие того, что одно время критерием любого авторитета являлась Госпожа Должность.

Шум кондиционера едва уловим, он напоминает жужжание мухи, бьющейся о стекло. Базаров привык к этому жужжанию, оно не мешает думать, не мешает работать. Потому и не выключает кондиционер, хотя тот работает сейчас вхолостую — окно-то открыто. Человек сегодня лишен возможности жить в абсолютной тишине, для этого нужно обитать где-нибудь в глухомани гор, по соседству со снежным человеком. А так… едешь в машине — гудит мотор. Сидишь в кабинете — грохочут машины на улице. Пришел домой — телевизор включен. Шум как невидимая паутина окутывает наше бытие. Иногда раздражает, а иногда, напротив, — успокаивает. Вот как сейчас, когда есть основания волноваться.

Хозяйства, потерявшие урожай в саратан, конечно же, не дадут даже плана, все-таки он агроном и понимает, что к чему.

Крестьяне, по его мнению, самые верные специалисты села, редко ошибающиеся в прогнозах, утверждали, что тонковолокнистый, несмотря на необычайную жару, все-таки удался, однако ни один из них не смог сказать, каким же на самом деле будет урожай. Многое зависит от погоды. Ударят морозы рано — один урожай, будет тепло — совсем другой, а если к тому же и поливов не прекращать — третий.

Какой сложится страда? В общих чертах даст об этом представление сегодняшнее заседание бюро, на которое приглашены руководители хозяйств, главные агрономы, председатель районного агропромышленного объединения. Он, Базаров, попросит доложить товарищей о делах, потребует правды, а они — известно — постараются быть настолько объективными, насколько, по их мнению, необходимо, чтобы не слишком расстраивать райком-бобо.

Страда предстояла нелегкая. Об этом знали все, кому положено. Только большинство не хотело признаваться в этом, чтобы не прослыть паникерами. Кто знает, как сложатся обстоятельства. Может случиться, что, провалив все задания и графики, ты будешь, однако, на общем фоне выглядеть терпимо. Речи об оргвыводах тогда не будет. А признаться в самом начале пути, что ты вряд ли осилишь его, значит, дать основание думать о тебе как о неумехе. Обдумывая все это, Базаров решил, что после заседания бюро позвонит в обком и откровенно поделится своими опасениями об урожае. Может случиться, что район даже плана не даст, но партийная организация, понятно, будет принимать все меры, чтобы не было этого.

Привычка приходить на работу рано осталась еще с тех пор, когда был он директором совхоза. Тогда и научился обдумывать предстоящий день у раскрытого окна.

Итак, он уже мысленно прикинул, кто и что может ему доложить. В основном, как обстоят дела в хозяйствах, он знал. Знал и о том, что в совхозе «Восток» задуман эксперимент. Шарипов ищет свои пути руководства хозяйством. Конечно, если в республике узнают, что в совхозе решили начать уборку руками, а машины пустить в конце, влетит и директору, и ему, секретарю райкома, — куда, скажут, смотрел. Но, может, страда нынешнего года требует именно такого метода — позволяющего продлить вегетационный период. А это — повышение урожайности. И не даст ли этот метод возможность установить причины снижения выхода волокна на заводах? Пусть пробует Шарипов. Это все же лучше, чем слепо следовать указаниям, даже самым ценным.

Базаров глянул на часы — до начала работы оставалось пять минут. Он слышал, как хлопали двери кабинетов, подтягивались сотрудники аппарата. Пора садиться за стол. А решение надо принимать вместе с работниками района. И вместе же выполнять его!

Махмуд решил на заре побывать на полях.

На одной из карт встретился ему поливальщик Кахраман-ака. Старик сидел на берегу арыка. Увидев Махмуда, поднялся.

— Это вы, директор-бобо! Ассалам алейкум!

— Ваалейкум, — ответил Махмуд.

— Проверяете, не спят ли поливальщики? — сказал Кахраман-ака.

— Угадали, ака. Вода в эту пору чаще всего сбрасывается в коллектор. Но вы молодец, Кахраман-ака! — Он поздоровался с мирабом[2] за руку. — Ночи уже прохладные.

— Да, пришлось халат натянуть, — ответил поливальщик, — а вот вы легко одеты.

— Я закаленный.

— Ну, что показал осмотр? — спросил Кахраман-ака.

— Мирабы работают, — неопределенно ответил Махмуд.

— В нашей смене все ребята добросовестные, — сказал поливальщик, — что Нигмат, что Сабир.

— Не раскрывается хлопок? — спросил Махмуд.

— На некоторых кустах уже по две-три коробочки. Чудной этот хлопок!

— Чем же?

— Нежный какой-то, пушистый, кажется, в нем и веса-то нет…

Да, подумал Махмуд, «шелковый» еще не раз удивит востоковцев. Вспомнил лето. В период массового цветенья поля напоминали волшебные ковры. В те дни Сахибов и сказал Махмуду:

— Как увидели эту красоту женщины, сразу простили вам строгость, с какой заставляли сеять. Тогда, что и говорить, недовольных было много!

— Женщины — существа чувствительные, — заметил присутствующий при этом управляющий отделением Пирмат Саатов, — глянули они на разноцветье, и души их разомлели. Посмотрим, что они запоют во время уборки!