Год жизни - [43]

— Бедная Ирина Леонтьевна,— с искренним участием отозвалась Зоя,— сколько вам пришлось пережить!

А я-то девчонкой прыгала, играла, потом выскочила замуж. Вот и все. Мы тоже, правда, эвакуировались из Майкопа, но недалеко, к тетке в Тквибули... Но сколько же вам лет? — с удивлением добавила Зоя.

— А сколько вы дадите? — кокетливо подбоченилась Царикова.

— Лет двадцать шесть — двадцать семь... Так?

— Тридцать, милочка! — торжествующе сказала Царикова.— Тридцать. Весь секрет в том, что я слежу за собой, не опускаюсь.

Ирина Леонтьевна напоила гостью чаем, дала ей рисунок для вышивания салфеток, и женщины расстались друзьями. На крыльце они долго прощались.

— Заходите к нам, Ирина Леонтьевна, непременно заходите. Мы с мужем будем очень рады. Без церемоний.

— Спасибо,— жала руку Зое Царикова,— и вы заглядывайте в мою келью.

— О, я вам еще надоем. Здесь так скучно. Да бегите же домой, вы в одном платке. Еще простудитесь.

5

Крутов заметно благоволил к своему исполнительному секретарю. Он дважды выписал Зое свежего мяса наравне с начальниками участков, сам предложил взамен прежней двухкомнатную квартиру поближе к конторе прииска. В один из вечеров Шатровы перебрались в новое жилье.

Два дня у Зои заняло устройство на новом месте. Она несколько раз заново переставила всю мебель, повесила на дверь вышитые портьеры из асты кремового цвета, на окна —тюлевые шторы. В углу на высоком треножнике поместился радиоприемник. Лампу закрыл бледно-желтый шелковый абажур с кистями. Большой ковер азербайджанской работы украсил бревенчатую стену в спальне над кроватью. Даже Алексей, который терпеливо помогал жене: вбивал гвозди, двигал мебель, вешал карнизы,— нашел, что квартира недурна.

Совместная работа, необходимость советоваться между собой сгладили отчужденность. К тому же измазанная, босая, с высоко закатанными рукавами серенькой блузки, с волосами, перехваченными синей ленточкой, Зоя напомнила Алексею те дни, когда они только что познакомились. Зоя белила известкой домик родителей в Майкопе, стоя босиком на стремянке, а он смотрел на нее из-за забора, обвитого хмелем. Гибкие руки девушки размеренно водили кистью, бронзовые стройные ноги напрягались, когда она не доставала до верха стены, так что мускулы явственно выделялись на икрах. А южное солнце щедро заливало светом и белый домик с зелеными жалюзи на окнах, и грациозную фигуру девушки, и цветочные клумбы, разбитые во дворе...

— Знаешь, надо пригласить Арсланидзе,— подала мысль Зоя,— и новоселье отметим, и возвратим хоть один визит. Мы у них после праздника несколько раз были, а у себя никогда не принимали. Как ты?

— Мысль хорошая,— согласился Алексей.

Арсланидзе пришли в воскресенье вместе с сынишкой

Вовкой. Вслед за Георгием появился Рекс. Овчарка с независимым видом поместилась на половичке у двери и застучала хвостом.

На этот раз Зоя чувствовала себя совсем иначе, чем во время Октябрьского праздника в гостях у Арсланидзе. Мало того, что она была хозяйкой дома. Теперь она работала, знала обо всех приисковых делах, могла поддерживать любой разговор, к тому же успела близко познакомиться с Тамарой и Георгием. Редкий день они не встречались втроем в конторе прииска.

Все вместе, хозяева и гости, осмотрели квартиру и нашли, что она очень уютна. После обеда мужчины сели за шахматы, а женщины перешли в спальню и здесь принялись вышивать. Вова, худенький, болезненный мальчик, застенчиво пристроился у ног матери и погрузился в разглядыванье картинок какой-то приключенческой детской книжки.

— Скучно мы живем,— вполголоса пожаловалась Зоя.— На работу и домой. Раз в неделю в клуб: в кино или на танцы. И так день за днем. Ничего нового. От конторы до печки и обратно. Ужасно хочется встряхнуться. Поехать куда-нибудь, переменить обстановку, условия жизни, увидеть новых, интересных людей... Есть же счастливые люди: ходят в театры, на выставки, встречаются с делегациями, видят разных знаменитостей...

— А я никогда и нигде не скучаю,— со спокойной улыбкой призналась Тамара. Смешно морща нос, она откусила нитку крепкими белыми зубами, поправила мягкий ворох материи на коленях.— Даже здесь, в такой глуши. Да и как скучать, когда вокруг столько дел, и на работе и дома. И это хорошо! Дела подхлестывают тебя, заставляют торопиться, напряженно жить, не вразвалку. На участках не успеешь оглянуться — день прошел. Дома заберешь Вовку от соседки, приготовишь ужин, сваришь обед на завтра — уже десять часов. А почитать, послушать радио, просмотреть технические журналы? Ведь в геологии столько нового! А починить одежду своим мужчинам? А постирать? Куда там скучать! Дохнуть некогда. Счастье, что хоть на планерки меня не часто таскают.

— Так ведь эта толкотня и заедает. Мужикам не жизнь, одно удовольствие. Работают себе, и горюшка мало. А с нас, женщин, никогда домашняя работа не снимается. Хоть ты шестнадцать часов на производстве будь, а пришла домой — становись к плите, берись за белье. Иной раз даже переодеться некогда. Так все надоело. А от этого и злая становишься. Вон опять с Алексеем поцапались...

— Зачем же цапаться? — с искренним удивлением спросила Тамара.— Сядьте, поговорите спокойно, выясните, в чем причина раздора. Мы с Георгием тоже иногда спорим. «Ах, ты ничего не понимаешь в жизни». А поговорим толком, не горячась, и все улаживается. Иногда и уступить нужно. Убедилась — не права, нечего упрямиться, играть в самолюбие. Иначе любой пустяк можно раздуть до ссоры. Видала я семьи: заговорят о кино — идти или не стоит, а через пять минут уже клянут жизнь, друг друга; жена чуть не в истерике, муж готов волосы на себе рвать; оба давно забыли, с чего и разговор-то начался, почему ссора вспыхнула... Я уверена: мы с Георгием никогда этого не допустим.