Год жизни - [20]

— Зоенька! Ласточка моя! Приехала... Наконец-то...

— Пусти, Алешка! Сумасшедший! Ты меня уронишь, я ведь тяжелая.

Зоя барахталась, порывалась встать на ноги, но Алексей только тогда разжал руки, когда внес жену в комнату. Со счастливой доброй улыбкой он, словно в изумлении, не веря глазам, то любовался Зоей и несвязно начинал что-то рассказывать ей, то, смеясь, опять принимался целовать щеки, глаза, губы, подбородок жены.

Зоя хохотала, запрокинув голову. Ее мелкие ровные зубы влажно блестели. Меховая шапочка сбилась на затылок, мягкие волосы рассыпались по плечам.

Сиротка внес два больших чемодана, потом ящик с книгами и скромно остановился у двери. Шатровы не замечали его. Шофер громко откашлялся.

— Алеша, это — Виктор. Чудесный парень. А, ты уже знаешь его? Он меня одним духом домчал из Атарена. Всю дорогу песни пел. Раз только в яму ввалил.

Сиротка страдальчески сморщился. Зоя засмеялась:

— Ах, извини, Виктор, я твой секрет выдала. Нет, без шуток, шикарно доехала, как в сказке. Быстро и тепло. Он ведь мне свои меховые чулки отдал. Разве не джентльмен? Кстати,— Зоя села на табуретку и заболтала ногами,— сними с меня, Алеша, чулки, надо отдать их Виктору.

— Можете оставить их себе,— великодушно сказал Сиротка. При муже он невольно перешел с Зоей на «вы».— Они вам еще не раз пригодятся, а у меня другие в запасе есть.

— Да? Ну и чудесно. Спасибо. Тогда, Виктор, тащи сюда остальные вещи, а я пока займусь ужином. Алеша, ты помоги Виктору, только скажи мне, где у тебя что лежит.

Пока Зоя вскрывала объемистую банку печеночного паштета и разогревала его на плите, Шатров и Сиротка перенесли весь багаж в комнату, откупорили один из ящиков и достали оттуда патефон с пластинками. Под звуки «Зимнего вальса» в фартуке, с недочищенной селедкой в руке, Зоя делала два-три круга с мужем или с Виктором и опять стремглав бежала к плите, где все шипело, бурлило и трещало.

Наконец ужин поспел. Одной табуретки не хватило. В ход пошел ящик. Сиротка лихо раскупорил две бутылки вермута и для крепости добавил в него спирта. Зоя храбро выпила целый стакан, чтобы не отставать от мужчин. Через полчаса, раскрасневшаяся, она болтала без умолку, беспричинно смеялась и, не слушая никого, в третий раз пыталась рассказать какой-то анекдот. Сиротка очень недурно спел «Летят перелетные птицы», энергически двигая бровями на высоких нотах. Он пил много, но не пьянел и только вытирал обильный пот со лба. Алексей отхлебывал вино по глотку, как чай, и плохо замечал, что делалось вокруг него. Он по-прежнему не сводил глаз с жены.

— Что ж не расскажешь, почему так долго не ехала? Я тут все глаза проглядел, изныл совсем. Говорила, приедешь первыми машинами, а сама... Уж праздник на носу.

— Прости, Алешенька,—приласкалась к мужу Зоя,— не ругай меня. Виновата, согласна. Но ты же знаешь меня, тряпичницу! Заказала в ателье костюм чехословацкого бостона. В Москве днем с огнем не найдешь! Дымчатосерый, не мнется, тонкий как шелк. Вот и просидела. Тут-то ведь и блузку негде сшить. Да и побаивалась сразу ехать, ждала, пока лед окрепнет.

Сиротка дважды выбегал прогреть мотор и уехал, лишь когда время перевалило за полночь. Шатровы остались одни. Алексей нетерпеливо подошел к жене, положил ей на плечо горячую ладонь и осторожно привлек к себе.

— Зоя!..

Тихонько улыбаясь, Зоя неуверенной рукой расстегнула блузку, потянулась всем телом.

— Алешенька-а, я совсем пьяна! Это все,— Зоя беспечно повела рукой вокруг, показывая на багаж и стол с остатками еды,— завтра. А сейчас — баиньки.

3

Сытый саврасый конек бежал хорошо, весело встряхивая коротко остриженной гривой. Комья снега, отлетая от подков, барабанили в передок щегольских санок с медвежьей полостью. Отворачиваясь от морозного ветра, Крутов сам правил лошадью. Рядом сидел начальник хозяйственной части Галган.

День выдался на редкость. Небо распахнулось так широко, что от света ломило глаза. Лишь в зените на невероятной высоте белыми перышками слоилось несколько облачков. Густая синева неба, казалось, звенела над тайгой. Запах снега, озона и мерзлой лиственницы струился в воздухе. Над крышами приисковых домов недвижно застыли в раздумье пухлые комочки дымков. Переплеты промывочных приборов, отдельные деревья, стрелы экскаваторов выступали так отчетливо, так резко, что казались выгравированными из черного железа. На западе открылась грозная горная цепь, отделенная от «Крайнего» сотней километров, почти всегда затянутая дымкой.

Стало видно, как велик прииск. Ни снегопад, ни морозный туман не закрывали сейчас самые дальние копры шахт, выросшие у кромки тайги. В разных направлениях по тропинкам в снегу брели черные цепочки людей. Там и сям бежали машины. Ослепительно сверкали выкрашенные алюминиевой краской тонкие мачты радиостанции. На одной из них вяло повис красный флаг.

— Денек-то сегодня, Игнат Петрович, а? — сказал Галган.— Аж дух играет. На что Васька, и тот, подлец, радуется. Ишь как ногами перебирает. Жмет не хуже «Победы».

— А на легковой тут и не разгонишься.

— Это вы верно подметили. Ехать некуда, бездорожье. А то б управление вам непременно «Победу» занарядило. В Атарен три штуки пришли: начальнику округа, секретарю райкома и главному геологу. И еще две на днях получают.