Год веселых речек - [9]

Шрифт
Интервал

— Отлично. В четверг так в четверг. С утра. И прошу извинить — оторвал я вас…

— Что вы! Мне лестно, даже неловко — не я к вам, а вы сами, — сказал Таган с искренней почтительностью.

— Ну, к чему нам считаться. Я люблю сам ко всем заезжать. И, надеюсь, мы с вами надолго встретились. Осматривали свои родные нивы?

— Нет еще.

— Гидросооружения совершенно разболтаны, а к целине только примеряемся. Не так ли? — Назаров покосился на председателя. Тот понимал: речь шла о его «нивах».

— А вы с переменой целинных наделов задергали нас, — как и вчера, при встрече с Таганом, пожаловался Чарыяр, но, устрашась своей дерзости, прибавил мягче: — Мы же не землеустроители, не гидротехники. На севе люди нужны, на заготовке кормов сколько занято. Нет лишних людей.

— Видите, — Назаров насупился, — судим о своих нуждах как сезонники. А насчет наделов — верно, с целиной и Ашхабад, да и мы напутали.

— И водхоз слабо шевелится, — вставил Таган «на всякий случай».

— Не согласен. Корни следует искать в другом, — живо, словно он давно готов был к этому, возразил Назаров. — С некоторых пор водхоз стал ветхой конторой. А как же иначе, когда рядом выросли могучие тресты с бюджетом в миллиард рублей, с парком новейших механизмов.

— Точно, миллиарды вкладываем и — отдаем все на откуп Каратаеву, Иванюте, — опять не без умысла закинул словечко Таган. — В докладах на все лады мотивируем, а проще говоря, оправдываемся, когда объясняем, почему такой-то совхоз на канале убыточен, почему урожайность не повышается.

— О, да вы, оказывается, не прочь грудь в грудь… — почти шепотом и не очень внятно сказал Назаров. — Мне нравится. Потолкуем с вами! Всерьез, по душам, инженер! — отрывисто бросил он. — Вам домой?

— Мне надо осмотреть берег, — ответил Таган. — Сооружение ставим вот в этом створе, документация готова, но выше него не исключены размывы, съемку-то вели полтора года назад. А мы подкрепим где ненадежно, досыплем сразу же, чтоб не возвращаться к прорехам. А заодно все лишнее отсечем недорогой перемычкой. Это при составлении проекта уже имелось в виду — отсечь лишнее… — повторил он, нажимая на последнее слово.

— Так садитесь, едемте берегом, — живо и с ноткой нетерпения в голосе предложил тот.

Таган поблагодарил, велел не спеша двигаться на машине, а сам шел сбоку, часто замедляя шаг, перебирался на ту сторону оврага, возвращался и все окидывал изучающим взглядом местность. Назарову нравилась дотошность инженера, однако смущало как бы подчеркнутое невнимание к Мертвой пади. Проходя мимо нее, Таган почти не глядел, лишь в старом проране между падью и оврагом задержался на минуту.

Своими впечатлениями секретарь райкома делился с Чарыяром. Стало беспокоить и другое: затевая исследования, инженер оттягивает работы на джаре. Патентованный столичный специалист, а все-таки молод…

— Итак, обстановка совершенно ясна, — с азартом, прямо относясь к Назарову, заговорил Таган, когда кончил осмотр.

— Получается образцовый тип подпора. И, не скрою от вас, проект — вот он, у меня в кармане. — Таган хлопнул себя ладонью по груди. — Утвержден без существенных оговорок, ну… вот с этими уточнениями, какие внесем после съемок выше створа. Перед моим отъездом проект переслали в здешнее СМУ, на том берегу канала. Так что гони технику и копай котлован. Начинать — так уж действительно без задержки. Если сроки упустим, еще год пропал. И мы, как видите, мешкали, отчасти из-за этих самых уточнений… Да попетляли и вокруг Мертвой пади. У нее такие горячие сторонники. Каратаев докладными завалил Ашхабад; Чарыяр-ага меня за горло берет. И вы, Мухаммед Назарович, сторонник?.. В общем, от заполнения ее мы решительно отказываемся.

— Спасибо за откровенность. Вы и меня пристегнули. Ловко, ловко! Проект у вас готов, но уточнениям нет конца, а месяцы идут, — глядя вниз, проворчал Назаров. — Не знаю, кто кого за горло берет, только вижу, опять задержка…

— Не задержим, ручаюсь! — дерзко остановил его Мурадов.

— Сейчас колхозы, как никогда, зависят от джара, а вы — снова-здорово. — Назаров не менял недовольного тона и, похоже, был в некотором замешательстве.

— Можете мне поверить, — убеждал Таган, — не хватает сущей малости, второстепенных данных.

— Ну сейчас-то хоть домой? Садитесь. Садитесь, пожалуйста! — И Назаров подтолкнул собеседника к машине.

В пути секретарь откинулся на спинку сиденья, полузакрыл глаза, задумался. Он знал о каратаевских докладных, и заключение инженера, высказанное в столь категорической форме, его окончательность — ошеломляли. А Чарыяр, опустив голову, похлопывал ладонью по голенищу сапога, из которого торчала рукоять камчи, и бранился про себя. Только легкомысленный человек может взять и выбросить в окно птицу счастья. Они так рассчитывали на земляка! Добро еще райком не поддерживает безумцев. Чарыяр с благодарностью взглянул на Назарова. Тот повернулся к инженеру, наверное сейчас поставит его на место. Назаров умеет осадить когда нужно. Вот он качнул плечами, уселся удобней, сдвинул папаху на затылок.

Знаете, о чем вас, Мурадов, очень попрошу: напишите статью для местной газеты, выскажитесь полней, смелей. Ну вот и о том, чем вы меня сейчас озадачили и в чем, извините, не убедили. Напишите, я бы очень просил. И не следует ли нам втянуть в эту, простите за выражение, джарскую канитель еще и такого зубра, как Скобелев? А? Говорят, ум хорошо и так далее. — Назаров пытливо взглянул на Тагана: согласится ли и не слишком ли задето его самолюбие?


Рекомендуем почитать
У Дона Великого

Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.


Те дни и ночи, те рассветы...

Книгу известного советского писателя Виктора Тельпугова составили рассказы о Владимире Ильиче Ленине. В них нашли свое отражение предреволюционный и послеоктябрьский периоды деятельности вождя.


Корчма на Брагинке

Почти неизвестный рассказ Паустовского. Орфография оригинального текста сохранена. Рисунки Адриана Михайловича Ермолаева.


Лавина

Роман М. Милякова (уже известного читателю по роману «Именины») можно назвать психологическим детективом. Альпинистский высокогорный лагерь. Четверка отважных совершает восхождение. Главные герои — Сергей Невраев, мужественный, благородный человек, и его антипод и соперник Жора Бардошин. Обстоятельства, в которые попадают герои, подвергают их серьезным испытаниям. В ретроспекции автор раскрывает историю взаимоотношений, обстоятельства жизни действующих лиц, заставляет задуматься над категориями добра и зла, любви и ненависти.


Сердце-озеро

В основу произведений (сказы, легенды, поэмы, сказки) легли поэтические предания, бытующие на Южном Урале. Интерес поэтессы к фольклору вызван горячей, патриотической любовью к родному уральскому краю, его истории, природе. «Партизанская быль», «Сказание о незакатной заре», поэма «Трубач с Магнит-горы» и цикл стихов, основанные на современном материале, показывают преемственность героев легендарного прошлого и поколений людей, строящих социалистическое общество. Сборник адресован юношеству.


Голодная степь

«Голодная степь» — роман о рабочем классе, о дружбе людей разных национальностей. Время действия романа — начало пятидесятых годов, место действия — Ленинград и Голодная степь в Узбекистане. Туда, на строящийся хлопкозавод, приезжают ленинградские рабочие-монтажники, чтобы собрать дизели и генераторы, пустить дизель-электрическую станцию. Большое место в романе занимают нравственные проблемы. Герои молоды, они любят, ревнуют, размышляют о жизни, о своем месте в ней.