Год веселых речек - [50]

Глава двадцать четвертая

И этот день по напряжению не уступал предыдущему. Не позднее вчерашнего снялись со стоянки, а в работе комиссии, как выразился Скобелев, они «достигли синхронии», потому и дело продвигалось теперь скорей.

Опять пьет воду одногорбый красавец верблюд, надменно отворачиваясь от «чах-паха». И опять венчает откос фигура осла, пребывающего в глубокой задумчивости. Кажется, не пошевели его, так и простоит тысячу лет. У попутных регуляторов удят рыбу городские бухгалтеры, а приближается судно — и, по заведенному порядку, отодвигается переправа. Она такая же в точности, как на Ветлуге или Суре, и баржи-самоходки как там. Баржи везут из пустыни саксаул.

За скотоперегонным мостом комиссию догнал Назаров: именно на том отрезке канала, где к нему «подвешивались» земли района. Извинялся за опоздание, бодро вышагивал по дамбе и откосу, увязая в песке брезентовыми сапогами. Тут запланировали новое крупное хозяйство, и секретарь хлопотал о дополнительном выделе воды. Таган припомнил Назарову «местнические тенденции», но он не принимал критики всерьез, под конец вырвал все же некое обещание «подумать» и — успокоился. Начались вопросы специалистам, будто ему требовалось знать по части гидростроительства больше их самих и точно люди обязаны были снабжать его всяческими сведениями. Затеял разговор с Таганом. Оказывается, министр звонил, привет ему, Мурадову, из Ашхабада.

До сумерек удалось обследовать почти весь намеченный район. Остались лишь места удобные, где канал шел в барханной выемке, да еще намеревались взглянуть на одно крупное недостроенное сооружение — запасной гидроузел. Дела на полдня, не считая смет и докладных — их можно составить и в городе.

Как ни крути, завтра Первомай.

Комиссия заночевала в поселке при гидроузле, и только Назаров умчался в город, обещав вернуться после демонстрации. В поселковом ларьке закуплено все необходимое для пира. Козленок отыскался, его пустили под нож, а что касается рыбных блюд, то их ассортимент затмевал возможности любой городской кухни.

С утра слушали Ашхабад, Москву, но это уже без Каратаева. Вместе с парнишкой объездчиком он пешком отправился на заливы — километрах в пяти к северу, — оттуда доносилась его пальба; а затем охотники приволокли битком набитые сумы с дичью.

— Нам не страшен ваш министр! — беспечно напевал Каратаев, показывая Ольге стрепетов, чирков и лысух. Целая бригада щипала, а сам он потрошил и сортировал дичь. Надо отдать ему справедливость, Каратаев обладал истинным талантом веселого кулинара, и помощникам рядом с ним не было скучно.

Но тут же и неприятность: Скобелеву нездоровится, что-то с сердцем. Сергей Романович еще не выходил из комнаты заведующего гидроузлом, где провел ночь. Между тем с вечера было решено проводить праздник не в поселке, а отъехать по каналу на барханный плес, к саксауловой роще. Кошмы, посуду и съестное уже погрузили в лодки, когда стало известно о нездоровье Скобелева.

Николай Тимофеевич потихоньку дал указание отменить барханный вариант: «генерал» же случайно проведал об этом.

— Избави бог, никаких перемен из-за меня! Вместе со всеми еду, и кончено, — объявил он, сердясь и не желая слушать возражений.

Званые домашние обеды всегда немножко обременительны, зато какое удовольствие в таких вот степных импровизированных пирах! Ни излишней чопорности и щегольства хозяек, расставляющих посуду и извиняющихся за пирог, ни досадных опозданий гостей из главных. В степи все главные. Все гости и все хозяева. Пожалуйста, уха еще не закипела, а едоки в сборе, и аппетит у едоков отменный. Назаров сдержал обещание, успел к началу пиршества. А затем последовали новые явления, совершенно неожиданные.

Явление первое: председатель колхоза Аннадурды Мергенов. Не спрашивайте, как пронюхал он о пире в пустыне. Конечно же, не обошлось без Назарова: у него выведал все, по телефону. И — сюда, на собственной «Волге», без шофера, сам за рулем. От поселка вдоль барханного берега дорога плохая, Мергенов лодчонку сговорил; сейчас возле рощи поднялся из нее, словно дядька Черномор. Шагает, степенно поглаживает бороду, а вслед за ним волокут бочонок да два мешка прошлогодних медовых дынь, гранатов и еще невесть там чего. Таган обрадовался, вскочил, точно отца родного увидел после долгой разлуки. Каратаев повел себя иначе.

— А где жена, эй, хозяин? Прошу объяснить! — потребовал он, отвернувшись на минуту от костра. — Почему без жены? Нет, нет, с такими феодалами мы не водимся. Кругом — марш!

Тот, смеясь, уверял, что жена отказалась сопутствовать ему, не признавая его шоферских способностей: когда муж за рулем, она убеждена, что ее жизнь в опасности.

Явление второе: Меред Мурадов и Лев Костромской. Как бесы, выскочили они, запыленные, на рычащем мотоцикле.

— Ребята, что случилось? Да как вы отыскали нас? — удивился Таган, не проявляя к ним ни малейшего радушия. Вот так-то. А они гнали очертя голову, тряслись по бездорожью чуть не сотню километров. Больше никто их тут не знал, разве Каратаев мельком видел где-нибудь.

Каратаев и вывел их из неловкого положения, мигом приспособив к делу. Он заставил железнодорожников ломать и таскать саксаул для костра, и те радостно кинулась в рощу — с глаз долой и подальше от этой интеллигенции. И у них имелась в сумке некая снедь: консервы, редька, пучок лука и сыр, но, обескураженные приемом, ребята постеснялись развязать сумку. Левка сунул ее в куст. А позднее сумку едва не забыли.