Год тумана - [7]

Сегодня поиски приводят меня домой, точнее — в темную холодную комнату, где пахнет реактивами. Вынимаю из фотоаппарата вчерашнюю пленку, вытягиваю из кассеты и осторожно накручиваю на бобину. Проделывала это тысячи раз, а сегодня отчего-то у меня дрожат руки. Кладу бобину в ванночку, закрываю крышку и включаю верхний свет. Снимаю температуру проявителя, добавляю нужные реагенты и бережно покачиваю ванночку. Повторяю ту же процедуру с закрепителем, тщательно следя по часам за каждым своим действием и памятуя о том, что это самые важные снимки из всех когда-либо мною сделанных. Наконец убираю крышку, сливаю воду, разматываю пленку и развешиваю для просушки.

Время — три часа ночи; я режу негативы на полоски по три штуки, помещаю их один за другим в проектор, добиваюсь четкости, затем распечатываю снимки. Четыре секунды на отпечаток.

На каждом фото запечатлен какой-то момент злополучного дня, и все-таки поражает, что снимки не открывают никаких тайн. На первом из них Эмма — лицо крупным планом, рот до ушей, на лбу пятнышко муки (с утра пораньше мы занимались выпечкой блинов). На следующем она уже в нескольких шагах от меня — наклоняется, чтобы посмотреть на морского ежа, вполоборота, волосы падают на лицо. Третий снимок — вид сзади. Маленькая размытая фигурка у левого края. Если вы наткнетесь на эту фотографию на выставке или в чьей-нибудь гостиной, сочтете ее красивой и загадочной: черные волосы девочки, белый туман, широкий пляж.

Фотографиям недостает главного. Правды. Ответа. Снова и снова изучаю их при помощи лупы, ищу темный силуэт в тумане. Должна быть подсказка, какое-то скрытое значение — или же нечто простое и очевидное, но ускользнувшее от моего взгляда. Перебираю снимки, пока не начинают слезиться глаза; не могу поверить, что на них и в самом деле ничего нет. В семь часов утра выхожу из комнаты, чувствуя себя больной от разочарования.

Каждая проблема имеет свое решение — так давным-давно говорила моя мать, и я прожила много лет, свято веря в это. Но теперь старая поговорка утратила смысл. Всего лишь фраза для самоуспокоения, не имеющая отношения к реальности. Знаю лишь то, что мы с девочкой по имени Эмма гуляли по пляжу, малышка находилась рядом — а потом исчезла. И эту минуту нельзя вернуть, сценарий нельзя переписать, исправить невозможно.

Глава 7

Телефон звонит и звонит. Вижу себя как будто со стороны: пальцы сжимают трубку, на безымянном обручальное кольцо с изумрудом. Происходящее кажется невероятным и напоминает жуткую сцену из чужой жизни.

Наконец мне отвечает высокий и энергичный мужской голос:

— Девять один один. Вам нужна помощь?

— Пропала маленькая девочка, — произношу дрожащим голосом.

— Когда вы поняли, что она пропала?

— Тридцать пять минут назад. — Смотрю на часы и не верю глазам: тридцать пять минут. Что может случиться с ребенком за это время?

— Где ее видели в последний раз?

— На пляже Ошен-Бич. Я вернулась на парковку, но ее там не нашла.

— Главное — не терять спокойствия, — бодрит голос в трубке.

Мне кажется, что это неправильно; сохранять спокойствие — значит сидеть и ждать.

— Где вы?

— В ресторане «Шале».

— Говорите громче, плохо слышно.

— Я в ресторане «Шале»! — Звук собственного голоса пугает. Люди в зале оборачиваются и смотрят: мужчина в переднике, заворачивающий столовое серебро в салфетки; татуированная парочка у окна, колдующая над омлетом; группа немецких студентов, «уснувших» над меню; хозяйка ресторана, преждевременно увядшая женщина с заметным русским акцентом, неподалеку заламывает руки.

— Девочка — ваша дочь? — Человек на том конце провода невозмутим.

— Нет. Дочь моего жениха.

— Сколько ей лет?

— Шесть с половиной, — снова повышаю голос. — Пожалуйста, пришлите кого-нибудь. Сколько времени это займет?

— Сохраняйте спокойствие, мэм. Высылаю патрульную машину.

— Сколько времени это займет?!

— Пять минут. Оставайтесь на месте.

Диспетчер, судя по всему, очень уверен в себе, ни капли не волнуется. Его сдержанность приносит мне долгожданное облегчение; воображаю себе, как приказ летит по радиоволнам и отряд опытных полицейских мчится к пляжу, включив сирены. Несколько минут спустя, разумеется, Эмму найдут.

— Принесу вам кофе, — говорит хозяйка и исчезает на кухне.

Мужчина, что возился со столовыми приборами, подходит и участливо кладет руку мне на плечо.

— Как ее зовут?

— Эмма. Эмма Болфаур.

Он снимает передник и бросает на стойку.

— Поищу в парке.

Я отгоняю образ Эммы, шагающей по скалистой тропке с незнакомцем, и снова смотрю на часы. Тридцать девять минут. Девочка может быть где угодно.

Татуированная парочка торопливо доедает омлет.

— Что нужно сделать? — спрашивает девушка, натягивая куртку.

— Не знаю, — говорю. — Не знаю…

— Можем переписать номера машин на парковке, — предлагает парень. Он взволнован и пышет энергией, как будто играет звездную роль в каком-то фильме.

— Возьмите, — протягиваю фотоаппарат. — Там осталось пять кадров.

— Закончим и вернем. — Девушка бросает на стойку двадцать долларов, и парочка направляется к дверям. Подростки-немцы то и дело отрывают взгляд от меню и шепчутся, словно все это развлечение, устроенное специально для них.