Год тумана - [60]

Не важно, как сильно я люблю Эмму. Есть вещи, которые навсегда связали Джейка и Лизбет, и они мне неподконтрольны.

— Помнишь, как твоя бывшая выступала по телевизору? — негромко спрашиваю.

— Да.

— Лизбет сказала, будто всегда скучала по Эмме. И это после всего, что она сделала.

— Мне кажется, она и в самом деле скучала. Я не простил ее, но все так сложно… — Он вздыхает и замолкает, не желая влезать в дебри. Мы еще никогда об этом не говорили.

— Она мать Эммы, — наконец произносит Джейк. — И от этого никуда не денешься.

Слово «мать» режет слух. Джейк, безусловно, прав. Вспоминаю собственных родителей, двадцать пять лет страдавших в неудачном браке по единственной причине — из-за детей.

Слышу голос мамы — слова, сказанные мне пять лет назад, за несколько недель до смерти. «Лучшее, что я сделала в жизни, — вырастила детей». Тогда мне показалось ужасным повторить это на собственном смертном одре. Я не хотела, чтобы материнство стало смыслом моей жизни — единственным оправданием существования. Мне нужно было что-то еще — например, работа. Много раз пыталась объяснить это маме, но каждый раз она смотрела на свою старшую дочь с жалостью, как будто я безнадежно запуталась и блуждала по жизни в поиске чего-то очень важного.

Как-то мама купила нам книжку о том, как появляются дети. Однажды в воскресенье, после проповеди, усадила нас на кушетке и начала объяснять, что бывает, когда мужчина и женщина, соединившись священными узами брака, начинают просить у Бога детей. Весьма завуалированно намекнула на брачное ложе и Божье соизволение, после чего открыла книжку и стала показывать картинки. На первой странице был черно-белый рисунок беременной женщины в профиль. Длинные волосы, стройные ноги, упругая грудь и слегка выпирающий живот. Там, в глубине, таился какой-то червячок — такой маленький, что легко закрывался пальцем.

— Это малыш? — спросила восьмилетняя Аннабель.

— Да.

— Похож на морского конька. — Я испытала некоторое разочарование. Неудача с морскими коньками, присланными фирмой «Живые игрушки», еще не изгладилась из памяти.

— Это только самое начало. — Мама перевернула страницу. На следующей картинке живот у женщины слегка увеличился, и на этот раз внутри лежало нечто похожее на инопланетянина, с большой головой и рыбьим тельцем. Наконец, последний рисунок изображал запеленатого младенца. Мама закрыла книгу и погладила нас по головам. — Однажды у вас тоже родятся дети.

— Я хочу, чтоб у меня было семеро, — сказала Аннабель.

— А ты скольких хочешь? — Мама заглянула мне в глаза и улыбнулась.

Помнится, я почувствовала себя польщенной, потому что обычно она редко проявляла в мой адрес какие-либо чувства. Но одновременно стало грустно — ведь у них с Аннабель общего гораздо больше. Дети, конечно, такие милые, но я не представляла себе, что внутри меня будет расти что-то странное. Точно так же я не представляла тот процесс, который должен этому предшествовать — некий таинственный акт, который мама называла «священными узами брака». И все-таки очень хотелось ответить на вопрос правильно и не разочаровать маму.

— Троих, наверное… — пробормотала, глядя ей в лицо. Интересно, поняла ли она, что старшая дочь лжет?

Глава 46

— А вот и я. — Сейчас сочельник, и Джейк стоит на пороге с билетами на концерт мужского хора в Театре Кастро. — Ты со мной?

— Разумеется. Подожди несколько минут, только переоденусь.

Так было и в прошлом году; Болфаур поддерживает эту традицию на протяжении последних десяти лет. Я знаю, сейчас он изо всех сил старается жить, словно ничего не случилось, и делает вид, будто у нас есть повод веселиться. Как будто Рождество для него по-прежнему что-то значит. Но мы плохо умеем притворяться и потому уходим во время антракта. В прошлом году перед концертом мы отвезли Эмму в кафе к Джо и угостили любимыми лакомствами — гамбургер, луковые колечки и молочный коктейль. Бывали там очень часто, и Джо знал Эмму по имени. Когда уже собрались уходить, хозяин преподнес девочке подарок — плюшевого медвежонка в футболке с логотипом кафе.

В этом году берем два сандвича в закусочной напротив Театра Кастро, возвращаемся к Джейку и съедаем их, сидя в гостиной и глядя на елку, на которой горят фонарики, но нет игрушек.

— У меня просто душа ни к чему не лежит, — говорит Джейк.

Он поставил елку лишь потому, что ее принесли друзья по работе. Вместе водрузили елку на подставку, вытащили из гаража несколько коробок с украшениями и развесили гирлянды.

Под елкой пусто.

— По крайней мере можно положить туда несколько подарков, — говорю я.

— Благодарю покорно. В день ее рождения просто сердце разрывалось, когда смотрел на подарки, которые малышке не суждено открыть.

Не говорю ему о своей поездке по магазинам и о десятках подарков, которые лежат у меня в чулане. Все они предназначены Эмме: пара новых коньков (обещала свозить маленькую мисс Болфаур на открытый каток в Эмбаркадеро); вязаный розовый шарф и шапочка в тон; фарфоровая кукла с зонтиком и корзинкой… Подарочное изобилие куплено в кредит — иначе никак — и сразу: я металась по магазинам и сметала с полок все, что, на мой взгляд, понравилось бы девочке. Покупая для нее подарки, чувствовала себя счастливой — возможно, это внушало нелепую надежду на возвращение Эммы под Рождество. Когда привезла покупки домой и разложила их на полу, радость отчего-то ушла. Все убрала в чулан, клятвенно пообещав вытащить подарки на следующий день. Но прошло уже две недели, а сил заглянуть в чулан по-прежнему недостает.