Год тумана - [17]

— Что-то ищете?

— Нет, спасибо.

Пит снова переводит взгляд на телевизор.

— Моя мама говорит, шоу затеял отец девочки. Слишком уж все удачно сходится — он уехал из города именно в тот день, когда ребенок пропал. А спорим, что виноват чокнутый учитель английского. Как думаете?

Мир начинает вращаться, и я опираюсь о прилавок.

— Вы в порядке? — Пит готов поддержать меня.

Ставлю корзинку и пробираюсь к выходу.

— Эй, — окликает парнишка, — эй, вы будете все это покупать или нет?

Парковка почти пуста. Неоновая реклама отбрасывает зловещие блики на мокрый асфальт. К двери направляется женщина, толкая перед собой вереницу магазинных тележек. Их, должно быть, штук двадцать — длинная красная змея, дребезжащая на ходу. Машина, битком набитая подростками, несется к выезду с парковки и резко поворачивает, чудом избежав столкновения с тележками. Женщина грозит кулаком и чертыхается, водитель кричит в ответ что-то нецензурное, и сквозь опущенные стекла машины доносится обрывок мелодии. Снова та же песенка.

Глава 12

Несколько лет назад мне случилось поехать в Нью-Йорк с подругой, в честь ее тридцатилетия. Там жил человек, которого я знала со времен колледжа и когда-то отчаянно любила. Мы не общались уже давным-давно, у меня не было ни его адреса, ни телефона, и все-таки это не мешало высматривать его повсюду — в кафе, в зрительном зале Линкольн-центра, в парке, в вагоне метро.

Дважды казалось, что вижу его, но когда подходила ближе, выяснялось, что это кто-то другой. Я начала сомневаться, что вообще способна узнать его после десяти лет неведения. Что, если он растолстел, коротко подстригся или воспылал любовью к строгим костюмам? Не обманываю ли я себя, думая, что способна узнать свою бывшую привязанность по изгибу бровей или характерному жесту? Кого ищу — воспоминание десятилетней давности или реального человека? Что, если мы уже разминулись, не узнав друг друга, — может быть, сидели рядом в ресторане или столкнулись на улице.

Теперь повсюду Эмма — каждый раз, когда сворачиваю за угол; каждый раз, когда открываю дверь квартиры; каждый раз, когда выхожу на набережную. Обыскиваю парки и детские площадки, рестораны и кинотеатры. Грязные мотели Тендерлойна, четырехзвездочные гостиницы на Юнион-сквер, хаос Чайнатауна и стильные кафе Норт-Бич. От моего взгляда не ускользает ни одна девочка, хотя бы отдаленно похожая на Эмму. Брожу по холмам Ной-Вэлли, заглядывая в глаза детей на велосипедах, обхожу городские больницы и рассматриваю хмурые личики в залитых ярким светом приемных, рыскаю по Окленду.

Утром десятого дня я еду в Пойнт-Рейс, поднимаюсь на маяк и оглядываю пляж при помощи бинокля. Спускаясь, каждую секунду ожидаю увидеть маленькую руку или ногу, торчащую из темного угла. На одиннадцатый день прочесываю закусочные Ричмонда и переполненные центральные улицы Сансет. Десять часов, разъезжаю с места на место — пересекаю город по всем направлениям как сумасшедшая и раздаю мелочь. На двенадцатый день обыскиваю метро, на тринадцатый — район Калтрейн.

На четырнадцатый день отправляюсь на пристань и сную среди туристов. В то время как они покупают открытки и соленые ириски, я заказываю краба и сижу в придорожном кафе, наблюдая за толпой. Лица прохожих приобретают зловещие черты. Замечаю мужчину, выходящего из сувенирного магазина; ему за пятьдесят, бледное лицо, джинсы и бесформенный свитер. Следую за ним, хотя и понимаю, что это бессмысленно. Шансы на то, что мой поднадзорный — похититель, равны одному на двадцать миллионов. Знаю, что веду себя неразумно, все-таки не могу остановиться. Иду за ним по пятам, но не настолько близко, чтобы привлечь внимание; доходим до Жирарделли-сквер, там в небольшом заведении он берет чашку кофе и лимонный пирог, затем отправляется на пирс, усаживается на скамейку и читает «Кроникл». Наконец прибывает паром, и на берег сходят пассажиры. Красивая итальянка в ярко-красной шляпке проталкивает к «объекту» сквозь толпу. Они обнимаются, и мнимый злодей протягивает сверток в подарочной упаковке. Бреду прочь, доморощенный сыщик, такой растерянный и глупый.

На пятнадцатый день обследую Эмбаркадеро, Стоктон, Монтгомери; поднимаюсь по узенькой лестнице, минуя старомодные особняки, на верхушку Телеграф-Хилл, где стоит башня Койт. Войдя внутрь башни, обхожу ее нижний уровень с яркими настенными росписями — женщины, собирающие лилии; широкоплечие мужчины, пьющие эль из пинтовых кружек у стойки бара… По винтовой лестнице поднимаюсь наверх и разглядываю улицы, уходящие к заливу, мост Голден-Гейт, остров Алькатрас. Издалека вода кажется спокойной и абсолютно безопасной.

У разносчика беру хот-дог и колу, расплачиваюсь и протягиваю ему листовку.

— Я потеряла маленькую девочку.

Он опускает на нос очки и подносит фотографию к глазам.

— Видел ее по телику, сочувствую. Честное слово. — Жестом указывает на пачку объявлений у меня в руках: — Может, дадите несколько штук? Охотно раздам. Я ведь вижу сотни людей.

На шестнадцатый день беру напрокат велосипед и объезжаю Чайна-Бич, Форт-Пойнт и мост Голден-Гейт. В Хедландсе снимаю номер на турбазе, что стоит, возвышаясь над ревущей пучиной, и брожу по пустым коридорам. Завтракая, показываю фотографию Эммы десятку постояльцев. Они участливо слушают мою историю и обещают, что будут внимательно смотреть по сторонам, после чего возвращаются к оживленному разговору о дизентерии в Бомбее.