Год со Штроблом - [70]

А час спустя Норма уже печатала первое письмо на листке со штампом «ДЕК». Держа в руке защитную каску и ключи от машины, Штробл продиктовал ей это письмо в тезисах. Письмо адресовалось в «основу», и она вежливо, приученная к этому службой в горсовете, сформулировала, что в связи с изменением сроков монтажа в основных боксах дополнительно требуются сварщики со специальной подготовкой и опытные монтажники трубопроводов.

— Меня это не касается, но не думаю, что коллега Штробл согласится с письмом в таком виде, — проговорила с кислой миной фрау Кречман.

Она появилась около полудня, чтобы забрать кое-какие принадлежащие ей мелочи и перебраться в другую приемную, где начальник не станет хмурить брови, если кто-то из его сотрудников исчез на полчаса по собственным надобностям.

Фрау Кречман оказалась права. Штробл, вернувшийся к обеду с планерки в сопровождении мастеров, технологов и прорабов, с которыми решил провести инструктаж, прочел письмо и вернул со словами:

— Не тот тон. Нужно, чтобы было резко до предела. Угроза? Меня не пугает. Но никаких поклонов.

Со вторым вариантом, который она показала ему, когда он выпроводил всех из кабинета — накурено, хоть топор вешай! — он согласился и даже улыбнулся:

— Ох и крепко! Уж на что я груб, но ты? Если они после этого не подошлют нам людей, значит, у них действительно никого нет.

Норма не ответила, раздумывая: а с чего это он сразу начал «тыкать»? Любого другого она хорошенько бы отбрила, а сейчас по ей самой неясным причинам смолчала. Потом появился Герд. Она сразу узнала его по звуку шагов в коридоре. Открыв дверь, на какое-то мгновение остановился, и Норма, вставлявшая в машинку лист бумаги, знала, что сейчас он слегка склонил голову набок и кожа над его веками стянулась в две маленькие треугольные крыши — они были у него уже в детство, когда он что-то внимательно разглядывал.

Он протянул ей руку, она вложила в нее свою, но тотчас же отняла.

Норма подумала: «Если в нем осталось хоть немножко от прежнего Герда, он не станет сейчас городить чепухи».

Шютцу трудно было определить, каким было его первое чувство, когда он увидел в приемной Норму. Пожалуй, оно напоминало то чувство, которое он испытывал при виде сестры, которая вбегала в квартиру с разгоряченным лицом, запыхавшись, с растрепанными волосами и швыряла роликовые коньки куда попало. Он прикрикивал на нее:

— Заявилась наконец!

Шютц сказал довольно добродушно:

— Если уж к тебе перешла по наследству кофемолка фрау Кречман, не сварила бы ты нам два крепчайших кофе? Сделаешь, а?

Она не подняла глаз. Сказала:

— Штробл ждет тебя.

— Но кофе ты нам приготовишь?

— Принесу вам в кабинет, — сказала Норма.

— И сама выпей кофейку, слышишь? И, пожалуйста, не пускай к нему никого, ладно? Нам нужно минут десять поговорить без посторонних.

Норма не ответила, только подняла брови.

Но разговор затянулся больше, чем на десять минут. Шютц тщательно продумал, о чем будет говорить со Штроблом.

Возвратившись с общих планерок, Штробл собирает нужных работников и коротко вводит их в курс дела. Проходит всего несколько минут, и основные решения приняты. Такая практика внушала уважение Шютцу, даже восхищала его. Теперь он придерживается иного мнения.

Никогда не знаешь, в какое время Штробл вернется с оперативной планерки. И один бог ведает, поспеет ли Шютц к последующей летучке в кабинете Штробла или к его приходу она кончится. Что ему, подстерегать Штробла? Он и не подумает. Нужен он Штроблу как партнер или не нужен? Достаточно ли ему отдать распоряжение или он предпочел бы, чтобы его указания были поняты в коллективах, и благодаря этому возникли, возможно, новые начинания? Поэтому Шютц предлагает проводить летучку всегда в одно и то же время.

Далее. На каждом партсобрании Штробл докладывает о положении с планом. Это хорошо, так и должно быть. Но случается, что он отделывается общей оценкой, потому что основное время провел в головных боксах и точную цифру не знает. Для всех остается неясным, где именно следует поднажать. Гораздо продуктивнее будет, если он пройдется в присутствии всех товарищей по всем позициям плана. Помощники у Штробла есть, пусть они и готовят материал.

И третье.

— Вы с Верой, — сказал Шютц, давно вставший со стула и ходивший по кабинету взад-вперед, — вы просто обязаны сказать нам, в какой точке мы находимся, работая по новой технологии. О том, что по сравнению с первоначально принятым планом мы выколотили целых два дня, кроме Веры и нас с тобой, наверняка никто не знает. А я придерживаюсь того мнения, что любой выигрыш во времени должен оглашаться во всем коллективе.

Штробл откинулся на спинку стула. На зеленом сукне стола лежала его защитная каска — протяни руку и возьми. Когда Шютц начал говорить, Штробл отодвинул каску подальше от себя.

В том, о чем толкует Шютц, в его критике есть здравый смысл, признал Штробл. Предложения умны, он согласен, хоть, честно говоря, предпочел бы сам предложить то же самое, как бы подбивая итоги их разговора. Вполне понятно поэтому, что он не замедлил зацепиться за последние слова Шютца.

— О каких двух выигранных днях может идти речь? — поддел он друга. — И рабочего времени затрачено треть, и работ переделано соответственно…