Год со Штроблом - [66]

Шрифт
Интервал

Плечи гудят… трясутся… через тысячу метров дорога сужается, убавим газ, снизим скорость до восьмидесяти, до шестидесяти, тридцати… Здесь участок дорожного строительства, строят и строят… А теперь проделаем все то же, только наоборот: тридцать, шестьдесят, а вот и восемьдесят. Переключаем скорость, прибавим газ — опять гудят и трясутся плечи. Почему всегда это ощущение возвращается, хотя сам ты уже давно лежишь в постели?

Да, кстати, что там насчет Вернфрида? Он не член партии. И хорошо, что так. Эрлих тоже пока не вступил. Но вступит обязательно. Готов спорить на что угодно. И потом поднакрутим его как следует. А то выудил себе Карла Цейсса и считает, что с него взятки гладки, можно отдыхать. Ну, тут ты просчитался, братец. Мы тебя назначим бригадиром. Да, да, на первое время, В одну из интернациональных бригад».

Шютц окончательно проснулся. Назначить Эрлиха бригадиром — неплохая мысль. Но он способен на большее. А что если выдвинуть его в председатели цехкома, надо бы там народ растормошить! Вот тогда и запляшут некоторые цифры по соцсоревнованию, которые существуют только на бумаге! А чем Эрлих нехорош? Все при нем, и работает очень хорошо, и с общественными делами полный ажур. Язык бы ему поукоротить, но ведь он никогда по-пустому не болтает. Есть, конечно, одно «но» — он сам не захочет. А кто на такие должности рвется? «Как ни крути, — подумал Шютц, — а почти каждый у нас начинает отбиваться руками и ногами, когда его рекомендуют на общественную работу. Только он сам забыл, что надо отбиваться, во всяком случае, в самый ответственный момент.

Так, посигналим левым фонарем, дадим газ, выйдем на осевую линию, посигналим правым… Вот чушь какая: едешь и едешь, а сам давно лежишь в постели. Фанни не слишком-то обрадовалась, когда я вывел мотоцикл из гаража. И вообще выглядела невеселой. И глаза у нее сделались такими большими, испуганными. Когда у нее такой вид, бессмысленно ее о чем-то спрашивать. Зато она спросила. Не его — Штробла. И тот ей ответил, сидя на краешке кровати в пижаме. Живу, дескать, как умею.

Я-то знаю, что, если разобраться, вопрос она задала не Штроблу, а мне и себе, и ответ еще предстоит дать… Да, такой уж у них, у женщин, характер.

Нет, это опять же из другой оперы, это неточно. Дело не в характере, я понимаю, причина в другом, но если мне вот так, с ходу, нужно сказать, в чем, я точного слова не подберу. Мне и вообще иной раз трудно сразу осознать, что так и почему, а что не так. Слишком мало я знаю. Для секретаря парторганизации — слишком мало. Зачем только они меня выбрали? Да, в этом все дело. Но ведь выбрали же…

Плечи гудят… Посигналим левым фонарем, прибавим газ… На «Жигулях» — и девяносто? Дружище, кто же так ездит? Ну, давай обходи слева… Нет, теперь слишком поздно. Когда мой мотоцикл разогреется как следует, его не каждый обойдет, так что становись, будь любезен, за мной и за «Трабантом». Ф-фу ты! При чем тут все эти машины, я же лежу в постели. А завтра надо поговорить с Юрием. Правда, сначала с Зиммлером. Когда он точно знает, что от него требуется, он тягучий, как вол. А если на него что свалится неожиданно, он упрямится, как вол. Ерунда какая, волы вовсе не упрямые. Это ослы… Но Зиммлер не осел. Просто с Зиммлером лучше все обсудить заранее. Может, кое-что и от его жены зависит. Зиммлер как-то говорил, что он всегда должен сообщать ей, сколько пробудет на стройке, не то она скандалит. Они живут сравнительно недалеко отсюда, в местности, знаменитой своими резчиками по дереву. У него дом и сад. Зиммлер человек сговорчивый, но с наступлением осени начинает нервничать. И на субботу и воскресенье непременно ездит домой. Яблоки собирает. Большой у него, видно, сад, если так часто приходится ездить собирать яблоки. Хорошо, что у нас с Фанни нет садового участка. И яблонь нет. У нас есть мы. И дети.

Малышка бегает за Фанни как привязанная. Как детская игрушка, которую тянут за собой на веревочке. Бегает за Фанни, и все. Не отстает ни на шаг. А мальчик за Фанни следом не бегал. Не спускал глаз с отца, высыпавшего из пластикового пакета перед ним «куриных богов». Целую кучу, будто из рога изобилия! Подошел поближе, рассмотрел внимательно, оценил и удалился. Даже не притронулся к ним! А Улли Зоммер полдня потратил на поиски этих камешков на пляже!»

Перевернувшись на другой бок, Шютц подумал: «Улли куда больше обрадовался, когда высыпал их на стол передо мной». Он спросил еще сына:

— Что стряслось, сынок? Они тебе разонравились? Твои «куриные божки»?

А тот ответил:

— Не-ет. Только я думал, что они редкость какая.

Только и всего…

— Покурим по одной? — над кроватью Штробла зажегся свет.

Шютц, помаргивая, повернулся в его сторону. По глазам Штробла что-то непохоже, чтобы он все это время спал.

— Скоро час ночи, — сказал Штробл, прикуривая.

Они курили молча. Бросив взгляд на пустую постель Улли, Шютц подумал: «Вот заявится он сейчас и будет у нас новая тема для разговора. Улли, Норма и Молли — только этого мне не хватало». Он знал, что стоит ему погасить свет, как он сразу уснет: усталость вдруг сделалась приятной, укачивающей. Он хотел было погасить сигарету, как Штробл вдруг заговорил с ним, причем таким голосом, будто продолжал разговор, который они ведут уже часами:


Рекомендуем почитать
Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Инженер Северцев

Автор романа «Инженер Северцев» — писатель, директор научно-исследовательского института, лауреат премии Совета Министров СССР, а также ВЦСПС и СП СССР, — посвятил это произведение тем, кого он знает на протяжении всей своей жизни, — геологам и горнякам Сибири. Актуальные проблемы научно-технического прогресса, задачи управления необычным производством — добычей цветных и редких металлов — определяют основное содержание романа.«Инженер Северцев» — вторая книга трилогии «Рудознатцы».


Майские ласточки

Роман Владимира Степаненко — о разведчиках новых месторождений нефти, природного газа и конденсата на севере Тюменской области, о «фантазерах», которые благодаря своей настойчивости и вере в успех выходят победителями в трудной борьбе за природные богатства нашей Родины. В центре — судьбы бригады мастера Кожевникова и экипажа вертолета Белова. Исследуя характеры первопроходцев, автор поднимает также важнейшие проблемы использования подземных недр.


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции.