Год со Штроблом - [27]

И никто всерьез не задумывался о том, что до той поры, когда Уве «пробьется» и ему хватит его стипендии, времени ой-ой-ой сколько. А если бы и задумались, что изменилось бы? Квартира, питание, одежда. Заботы эти легли на плечи фрау Швингель. Все расходы на ведение хозяйства она подсчитывала и обсуждала с Гердом. Раньше родители говорили Норме, чем помочь по дому и как себя вести, теперь она слушалась Герда, остальное ее не касалось. То, что брат иногда бывал с ней резок и не особенно церемонился, ее не обижало. Свои обязанности она выполняла когда добросовестно, когда не слишком. К похвалам и упрекам относилась ровно, не взбрыкивала. С течением времени они сделались маленькой, но сплоченной ячейкой, с собственными правилами и привычками. Считалось совершенно естественным, что после ужина старший исчезал на час-другой, бегал в кино или к приятелям; Уве два раза в неделю ходил на занятия своего кружка или копался с моделями самолетов, управляемых по радио; перед сном Норма «валяла дурака», как это называлось у братьев: завивала себе перед зеркалом локоны, читала вслух полушепотом разные стихи и рассказы и включала в квартире все светильники. Герд, приходивший домой, когда Норма давно спала, тихонько выключал свет.

Так прошло полтора года, и Герд впервые поехал на строительство, монтажником. Отсутствовал целыми неделями, возвращался в пятницу вечером, а в воскресенье вечером снова уезжал. Прощайте вечера с прочитанными вслух рассказами. Прощайте завтраки за кухонным столом, на котором стояла его чашка и лежал его нож. Все ушло, осталось ожидание субботы, встречи втроем и совместного ужина. Потом они вместе мыли посуду, и Герд посвящал их в события на монтаже. И о чем бы он ни заводил речь, все либо начиналось со Штробла, либо кончалось им. Фантазия Нормы воссоздавала портрет Штробла. В дни одиночества она мысленно перелистывала яркие страницы его жизни. Разве она не сидела вместе с ними летним вечером у Штехлина? Костер. Человек по имени Юрий жарит рыбу. Когда он смеется, острые морщинки бегут от уголков глаз по щекам. А смеется он часто и с удовольствием. Девушка с русыми косами по имени Зинаида учит Герда брать на гитаре аккорды к одной страстной и тягучей песне, которую она любит петь. На коже Штробла и Эрики — они только что из воды — множество прозрачных светлых капелек.

Норма словно воочию видела перед собой Эрику, ее каштановые волосы и загорелое лицо. Где она — там и Саша, светловолосый, голубоглазый. Разве это не он, промокший до нитки, но с сияющим лицом, просунул ей однажды дождливым воскресеньем в палатку, где сидели и Герд со Штроблом, букет бело-зеленых лесных цветов? После все-таки оказалось, что Штробл ей дороже других. Иначе и быть не могло. Их свадьба зимой; кроме Герда, никто заранее о свадьбе не знал. Вспрыснуть это дело поехали на газике. «Всем гуртом», — сказал Герд. Саши, однако, среди них не было. Когда они проезжали по заснеженной улице мимо Саши, он быстро отвернулся, и узнал его один Герд… Но это уже было под конец. Перед самым завершением стройки. А в промежутках — поражающие воображение снимки, и на них — Герд, Юрий и Штробл на монтаже, из горелок сварочных аппаратов рвутся струйки пламени. Незнакомый, таинственный мир, где обрабатывают сверхпрочную сталь, мерцающую как серебро, покрытое тончайшим слоем старого золота, эта сталь дороже любого металла, применяемого на стройке. И люди были в глазах Нормы под стать этому металлу. Незнакомый, таинственный мир, где трудятся одухотворенные герои Шютц и Штробл.

Рассказанное и недосказанное по субботам… В отсутствие Герда, когда начиналось нелегкое, но упорное ожидание двух дней, которые они проведут втроем, Норма расцвечивала картины жизни на стройке яркими красками. Но она уже предчувствовала, что оставшаяся им еженедельная полоска радости шириной в два дня скоро сузится, и помешать этому она не в силах.

Случилось это даже раньше, чем Норма ожидала. То один воскресный вечер выпал, потому что Герд посвятил его девушкам с длинными, экзотически лакированными волосами. То Герд попрощался с ними в субботний вечер. А то вдруг пришло письмо: «Приехать на субботу и воскресенье не смогу». Через субботу он приехал, и приезжал еще часто, но иногда отсутствовал. Что толку вновь и вновь вызывать в памяти истории со Штроблом? Без Герда фигуры застыли в том положении, в котором он их оставил.

Подошел срок «югендвайе». Платье из шерстяного трикотажа, бодрые напутственные слова. Герман Байер и все соседи приглашены на кофе. Торт, испеченный фрау Швингель. Яичный ликер и пиво — все жильцы сложились. Герд, старательно прилизавший запущенные вихры, во главе стола рядом с Нормой. Трогательно, аж жуть. Вот, смотрите, в каком согласии мы прожили эти годы. Вот, смотрите, как крепка община нашего дома. «Еще два годика, и Норма тоже пойдет в профтехшколу».

Не успели пройти эти два года — ушел из дома Уве. Через год после ее «югендвайе». Пока они жили вместе, Норма никогда отсутствия брата не замечала, уходил ли он к друзьям или на занятия одного из своих кружков, что случалось почти ежедневно. Но постоянное отсутствие Уве она перенесла тяжело.