Год рождения - сорок первый (с иллюстрациями) - [32]

Бойцы привыкли видеть его в мирные дни на белом коне, по-чапаевски лихим, отчаянно бесшабашным, неунывающим весельчаком. Сейчас комбат был в каске, в выгоревшей пропотевшей гимнастерке, в испачканных глиной сапогах — в окопах кое-где еще стояла вода от прошедшего ночью дождя. Он первым выбрался из траншеи, взмахнув пистолетом, призывно обернулся к своим бойцам:

— За Родину! Вперед!..

Его слова повторили командиры рот, политруки, парторги — и уже минуту спустя весь батальон, все оставшиеся в живых его бойцы и командиры бросились в рукопашную схватку с подошедшими к их позициям фашистскими автоматчиками.

Пуля сразила капитана Максимова, когда он собирался загнать в рукоятку ТТ новую обойму. Комбат погиб почти мгновенно. Командование взял на себя батальонный комиссар Василий Баранчиков.

Кадровый политработник, коммунист ленинского призыва, бывший боец частей особого назначения и секретарь райкома партии, Василий Иванович Баранчиков, служивший в армии уже тринадцатый год, до конца выполнил в тот июньский день свой партийный и воинский долг. Расстреляв две обоймы пистолета, он подобрал немецкий «шмайссер» с полным магазином, и, когда выпрямился, по нему полоснула автоматная очередь.

* * *

Командир Сотой внешне ничем не выдавал тех чувств, которые владели им в эти критические минуты. И опыт, и интуиция, и просто логика «развития событий на переднем крае подсказывали ему, что еще немного — и враг будет сломлен, откажется от своих попыток прорваться к Минску именно здесь, по Логойскому тракту. «Продержитесь еще полчаса, еще четверть часа, — мысленно обращался он к своим солдатам, наблюдая за полем боя и вновь, как это было и вчера и позавчера, восхищаясь их отвагой, стойкостью, мужеством и мастерством. — Самое большее полчаса… Всего полчаса…»

И вдруг именно в эту минуту он почувствовал: что-то неладно, что-то стало не так, что-то внезапно и к худшему изменилось впереди, там, где батальоны 85-го в дыму, в гуще разрывов, среди горящих посевов и подлеска сдерживали натиск врага. И наконец понял: 34-й артиллерийский полк резко снизил интенсивность огня. А стрелковые роты, стоявшие на своих позициях из последних сил, ждали его огневой поддержки. В чем дело? Он скрыл свое раздражение, задавая этот вопрос майору Останьковичу. Тот доложил:

— Четвертая пушечная батарея молчит. Полагаю, что она подавлена огнем противника. Шестая гаубичная стреляет последними снарядами. Меры по доставке боеприпасов принимаются. Выясняется положение в четвертой батарее.

— Вы понимаете, что дорога каждая минута?

— Понимаю. Положение будет исправлено.

— Выполняйте. Под вашу личную ответственность!

В блиндаже НП появился комендант штаба лейтенант Срибный, негромко доложил Якимовичу:

— Немецкие автоматчики. Просочились по оврагу.

Командир дивизии резко обернулся:

— Докладывайте нормальным голосом. Тут нет паникеров, лейтенант.

— Есть докладывать нормальным голосом! В район НП по оврагу пытаются просочиться немецкие автоматчики, товарищ генерал.

— Только и всего? Берите свой взвод, лейтенант, и через пятнадцать минут доложите: прорвавшиеся автоматчики уничтожены. Выполняйте.

— Есть!

— Воздух! Во-оздух! — послышалось недалеко от наблюдательного пункта.

Два «мессера», развернувшись над лесом, стали с бреющего полета обстреливать район расположения штаба полка и НП. Вражеские истребители сделали один заход, второй, третий… Убило лошадь, ранило нескольких бойцов, пули прошили машину полковой радиостанции…

И вдруг неподалеку из кустарника по «мессеру», снова хищно кинувшемуся к земле, ударили залпом из винтовок и карабинов. В это сначала трудно было поверить, но фашистский самолет задымил, косо скользнул на крыло и резко пошел вниз. А меньше чем минуту спустя за лесом, в стороне шоссе, тяжко громыхнуло — врезавшись в землю, вражеский истребитель взорвался.

— Выясните, кто организовал залповый огонь, и этого героя немедленно сюда, — приказал Якимовичу командир дивизии.

Героем оказался командир комендантского взвода Феодосии Срибный. Генерал обнял его:

— Спасибо, лейтенант! Благодарю.

— Служу трудовому народу!

— Молодец! — командир дивизии обернулся к Якимовичу. — Опыт распространить!! Хороший стрелок и с самолетом справится. — Он опять взглянул на лейтенанта Срибного. — А что немецкие автоматчики?

— Их там доколачивают, товарищ генерал. Как положено.

* * *

…Связи с огневыми позициями не было. Командир второго дивизиона 34-го артполка капитан Макеев зло отшвырнул телефонную трубку. Что делать?

Окоп его наблюдательного пункта почти совсем завалило: минуту назад рядом разорвался немецкий снаряд. За бруствером, над которым, чуть высовываясь, торчали зеленые рогульки стереотрубы, — несмолкаемый грохот разрывов, пулеметные очереди, трескотня автоматов… С самой зари отбивается 85-й от рвущихся к Минску немцев.

Еще четверть часа назад начальник штаба дивизиона капитан Тетерин послал связного к младшему лейтенанту Гуцало, который заменил тяжело раненного командира четвертой батареи лейтенанта Сабешкина. Связной не вернулся, а батарея по-прежнему молчит.

Второго связного — выяснить, в чем же, наконец, дело — десять минут спустя Макеев послал на батарею сам. Пошел один из артиллерийских разведчиков. Перебежками добрался до обочины шоссе, а перескочить на другую сторону не смог: рядом с железным скрежетом шлепнулась на булыжник мина.