Год рождения - сорок первый - [17]

— Пока тихо?

— Пока тихо, — как эхо отозвался Якимович, по-прежнему недвижно стоя перед ним и с прежним холодным спокойствием глядя прямо в глаза заместителю командира дивизии по политической части.

— Знаю, о чем думаешь, Михаил Викторович, знаю! — дружески взяв его за локоть и отводя от землянки, сказал Филяшкин. — Понимаю тебя. Сам недоволен тем, как идут дела… Но не все в нашей воле и в наших силах. Знаю, что будет тяжко. Танки — это танки, их энтузиазмом и голым геройством не возьмешь… Гимнастерки на груди раздирать незачем. Против танков лучший аргумент — бронебойный снаряд. Ты же слышал: Свешников поехал за нашими артполками. Согласен, не так-то просто их найти в такой обстановке, снять с огневых позиций и привести сюда. Но он это сделает — если будет жив. А пока надо встречать немца тем, что есть, — деваться некуда. Надо держаться.

— Кое-какие меры мы приняли… Но это же не выход.

— Какие именно?

— Бутылки с бензином, товарищ старший батальонный комиссар. Стеклянные фляги у личного состава изъяли и склады от этой посуды избавили. Подвозим бензин. И спичками сумели запастись-спички-то сейчас проблема… Как говорится, бог не выдаст — свинья не съест. Главное, Кирилл Иванович, настроение бойцов. Пока оно у них боевое, и все теперь зависит от того, как пройдет первый бой. Если нас побьют и бутылка себя не оправдает — дело будет плохо…

— Я понимаю. Но тут коммунисты и комсомольцы должны показать пример.

— Коммунисты и комсомольцы пример покажут. Как всегда. Только чего это будет стоить без поддержки артиллерии? Скольких лишних жизней?

Якимович обернулся на шорох шагов за спиной — к ним, придерживая рукой полевую сумку, быстрым шагом сквозь густые кусты подлеска пробирался батальонный комиссар Зыков. Подошел, в трех шагах вытянулся в струнку, вскинул руку к виску:

— Товарищ старший батальонный комиссар!..

Филяшкин жестом прервал его официальный доклад, протянул руку:

— Здравствуй, Федор Васильевич! Рад тебя видеть. Из батальонов?

— В батальонах тоже побывали. С командиром полка. А сейчас иду от истребителей танков. Группы добровольцев сформированы, во главе групп — коммунисты. — Зыков улыбнулся: — Осваивают ребята новую противотанковую технику и, по-моему, верят в нее. — Потом взглянул на командира полка. — Руденко привез еще машину — и бутылки, и бензин. На зимних квартирах он видел Рыбачука. Тот просил доложить, что семьи комсостава вывезены из Уручья благополучно, подробности доложит лично…

«Возмужал, окреп — и не узнать в нем того молодого парня, курсанта военно-политической школы в Полтаве, — глядя на него, думал Филяшкин. — Федя Зыков… Он был одним из лучших на курсе… И сейчас — настоящий комиссар!»

Они вместе (еще инструктор политотдела дивизии батальонный комиссар Хаким Ишмаков) шесть лет назад окончили эту школу. Но армейская служба сначала развела их, а теперь свела снова — в рядах славной Сотой. «С замполитом Якимовичу повезло — и умен, и честен, и храбр…»

— Воздух! — послышалось вдруг, казалось, где-то совсем рядом. — Во-о-оздух!..

Якимович жестко повернулся к заместителю командира дивизии по политчасти:

— Товарищ старший батальонный комиссар, прошу пройти в укрытие. В расположении полка я несу ответственность за вашу жизнь, поэтому прошу…

Филяшкин подмигнул стоящему рядом Зыкову:

— Строгий у тебя командир! Придется подчиниться. Как ты только сумел с ним сработаться!..

Впереди, там, где продолжали окапываться батальоны, уже грохотало — «юнкерсы» снова с ревом пикировали на позиции полка, сбрасывая мелкие осколочные бомбы. Над самым КП, укрывшимся в лесной чащобе, со свистом заложил вираж «мессер» — послышались тяжелые, злые очереди его пулеметов.

Якимович пропустил Филяшкина вперед и, когда спустился в землянку сам, сквозь приглушенный тяжелый грохот снаружи едва расслышал зуммер телефона. Подумал, что связисты, установив наконец проводную связь с батальонами, прозванивают линию. Взял трубку, назвал свой номер по коду связи и вместо короткого слова «проверка» услышал голос командира третьего батальона капитана Коврижко, старавшегося перекричать разрывы падающих поблизости от его комбатовской ячейки бомб:

— Вижу танки!.. На батальон идут танки противника!..

— Вас понял, — сказал командир полка. — Встречайте, как положено. — Положил трубку, повернулся к Филяшкину и Зыкову: — На участке третьего батальона немецкие танки.

Они появились со стороны Острошицкого Городка. Еле различимые в поднятой гусеницами пыли, не открывая огня, двинулись по шоссе и, спустившись в пологую лощину перед позициями полка, не стали, как можно было ожидать, разворачиваться в боевой порядок — только чуть сбавили скорость.

85-й, его третий стрелковый батальон, оседлавший дорогу на Минск, выжидающе молчали. Утренний нежаркий ветерок шевелил иногда перед наспех вырытыми окопами иссохшую, опаленную вчерашним безоблачным зноем траву. Казалось, все вокруг оглушил, смял, вдавил в землю грохот идущих по булыжнику танков. Казалось, еще пять-десять минут — и бронированные машины, проутюжив, завалив затаившихся в окопах, траншеях, стрелковых ячейках бойцов, рассекут полк надвое и, не останавливаясь, пойдут дальше на юг, тараня его тылы. Но на переднем крае не раздалось ни одного выстрела, ни одной пулеметной очереди — над ним висел лишь тяжелый надрывный гул моторов и железный скрежет гусениц, висел в полном страшного предгрозового напряжения безмолвии.