Год рождения 1921 - [95]

Шрифт
Интервал

— Мне тут нравится, — в восторге воскликнул Кованда. — Только больше жизни, ребята. Мы молоды и полны сил! Крикни кто-нибудь «бей!», я бы взвился вихрем и принялся крушить все кругом. Вот так, я думаю, и будет после войны, когда мы погоним немчуру.

К концу дня койки были расставлены, командиры рот договорились о «зонах влияния», а чехи переоделись и к вечеру запрудили весь город.

Правда, увольнительных не давали, у ворот даже стояли часовые всех трех рот. Но попробуй удержи в сумерках сотню парней, они буквально штурмом взяли ворота! Другая сотня столь же стремительно перемахнула через низкую железную ограду. Остальных часовые уже не задерживали. И кто решился бы задерживать?

Тем временем командиры рот собрались в актовом зале и, чувствуя себя одинокими в этом просторном помещении, призвали своих заместителей.

— Распоряжение батальона — сосредоточить все три роты в одном здании, бесспорно, было непродуманным и поспешным, — разглагольствовал Кизер. — Мы на собственном опыте убедились, что, если дойдет до эксцессов, нам будет очень трудно обуздать людей. Чехи наглеют, в такой массе они чувствуют себя сильнее. И будем откровенны: главная причина этого — плохие вести с фронта. Я предлагаю разделить школу кирпичными перегородками на три части. Только так мы сможем разобщить роты.

Командир второй роты фон Кох сказал, что нужно усилить присмотр за чехами, а для этого поселить вместе с ними солдат, распределив их по всем комнатам. Но командир третьей роты, обер-лейтенант Штайниц, решительно воспротивился этому, и в результате было принято предложение Кизера.

— Не забудьте, — подчеркнул Штайниц, — что до сих пор мы не применяли суровых мер, которые нам разрешило командование батальона. Предлагаю при малейшем неповиновении пустить в ход оружие.

Фельдфебель Нитрибит горячо поддержал Штайница, а Кизер высказался против только потому, что не он сам предложил такую меру и что с нею согласился Нитрибит.

— Прибегнуть к оружию мы всегда успеем. Эта мера уместна лишь в случае, если командирам рот не удастся иначе поддержать дисциплину. Разве в вашей роте такое положение? — иронически осведомился Кизер у Штайница.

Тот громогласно объявил, что его рота куда более дисциплинирована, чем рота фон Коха. Фон Кох обиделся и сказал, что его рота всегда считалась образцовой, в ней царила строгая дисциплина до тех пор, пока она не стала общаться с ротой Кизера. Уязвленный этим замечанием, Кизер посоветовал командирам рот заботиться каждому о своем стойле и не швырять навоз в чужую конюшню. Заместители командиров рот дипломатично ретировались, а Штайниц, после их ухода, велел принести ящик вина.

— На этой платформе мы уладим любой спор, — сказал он, поднимая бокал. — Прозит!

На другой день каменщики сложили кирпичные перегородки в коридорах всех этажей, и роты оказались изолированными друг от друга.

— Вот это правильно! — заметил Кованда. — Ежели в одной роте заведутся клопы, эти милые зверьки по крайней мере не расползутся по всему дому. Клопы-то были бы рады прорваться в соседнюю роту, но теперь им придется перебираться через двор, а там, внизу, их задержит охрана. Так что си-ту-иция для них будет невеселая…

В воскресенье Кизер распорядился подать себе до блеска начищенный фиат и удобно уселся на заднем сиденье.

— Holen sie den Kowarik[71], — приказал он Цимбалу. — Съездим посмотреть завод.

Олин быстро оделся и побежал к машине.

— Присмотри мне там какую-нибудь работенку, господин доверенный, — крикнул ему вслед Кованда. — Герр капитан решил отстранить меня от лошадей, видно, по политическим причинам. А может, какой-нибудь олух внушил ему, что на этой работе пропадают мои богатые таланты.

Цимбал запустил мотор и медленно выехал со двора. На второй скорости он поднялся по шоссе в гору.

— Поедем через город, — решил Кизер, с наслаждением затягиваясь сигарой, — оглядимся немного.

На площади перед школой среди кустов стоял двухметровый макет бомбы с надписью:

TOD UND NOT DIR UND DEUTSCHLAND DROHT[72]

— Что это за объявление? — спросил Олина Цимбал, осторожно переключая скорость. — Узнай-ка у горбуна.

По широкой улице он медленно довел машину к Виндишбергу. Там Кизер велел остановиться, чтобы осмотреть любопытное сооружение, установленное вдоль шоссе, круто поднимавшегося в гору.

— Tadellos, so was, wie?[73] — капитан в восхищении обратился к Олину. — Видели вы прежде что-нибудь подобное?

Муниципалитет Цейтца устроил вдоль шоссе канатную тягу, чтобы облегчить подъем людей, гужевого транспорта и грузов: в гору по рельсам поднималась железнодорожная платформа, навстречу ей спускалась другая, обе соединялись стальным тросом, пролегавшим между рельсами; на полпути был разъезд. Платформой пользовались пешеходы и конные упряжки, они поднимались на ней от вокзала до главной улицы и спускались обратно, к лежавшему в низинке вокзалу. Билет стоил десять пфеннигов.

— Скажи ему, — сказал Цимбал Олину, — что такие штуки нам не в диковинку. Поглядел бы он на канатку у нас на Петршине, у него бы горб отвалился от удивления.

От Виндишберга улица стала шире. Фиат миновал редакцию «Цейтцер тагеблатт» и пересек площадь около роскошного отеля «Пройсишер хоф». На площади они увидели красивое здание ратуши, два кино и полдюжины трактиров.


Рекомендуем почитать
Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере

В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).


Блокада в моей судьбе

Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Черно-белые сны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И снова взлет...

От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.


Морпехи

Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.