Год рождения 1921 - [128]

Это случилось утром, до начала работ, Гиль был еще без мундира, и пистолета при нем не было.

Кованда остался стоять около присевшего на корточки Гиля, хмуро ожидая, когда ефрейтор встанет на ноги. Тот вскочил и набросился на него, они сцепились и, молотя друг друга кулаками, покатились по полу. Чехи тесно обступили их, но Кованда не нуждался в помощи. Капитан с Нитрибитом, Гюбнером и Куммером не успели еще протолкаться к дерущимся, как Кованда уже сидел на Гиле и, придерживая его одной рукой, другой лупцевал по физиономии. Товарищи с трудом оторвали его от Гиля. Кованда яростно размахивал кулаками и порывался снова накинуться на обидчика, потерявшего сознание.

Вся рота выбежала в коридор и тесным кольцом окружила Кизера и его группку, так что Бекерле, Липинский, Миклиш и Рорбах не могли протолкаться к ним.

Кизер пришел в ярость.

— Уведите его! — приказал он Нитрибиту, кивнув на Кованду. — И сдайте в гарнизонную комендатуру. Немедленно! Тотчас! — взвизгнул он, топая ногой.

Нитрибит ухватил Кованду за плечо, но тот одним движением сбросил его руку и отер кровь с лица.

— Скажи им, — тяжело дыша, обратился он к Гонзику, — что мне теперь все равно. Пусть они меня пристрелят, но первому, кто меня тронет, я оторву башку.

Куммер, стоявший рядом с капитаном, быстро перевел ему слова Кованды. Но тут к ним подошел Гонзик. Кизер удивленно взглянул на него.

— Герр капитан, — решительно начал Гонзик, — арестовав Кованду, вы допустите такую несправедливость, с которой мы не можем смириться. Ефрейтор Гиль беспричинно напал на Кованду, даже не сказав ему ни слова. Разве вашим подчиненным разрешено ни с того ни с сего избивать людей в роте? Может ли чешский рабочий соблюдать дисциплину, если его наказывают без оснований?

Капитан злобно прищурился.

— Это что — приказ, как нам поступать? Уж не хотите ли вы предписывать, как с вами обращаться?

— Мы требуем человеческого обращения.

— Требуете? — прыснул капитан. — Требуете?

— Иначе нам придется обратиться в другое место.

— А куда? — рявкнул капитан. — Куда?

— Хотя бы в штаб батальона.

— Та-ак! — протянул капитан. — Вы, стало быть, угрожаете?

— Мы только хотим справедливости.

— Кованда будет примерно наказан!

— За то, что Гиль за здорово живешь избил его?

— Избил Кованду? — саркастически рассмеялся капитан, кивнув на поднимающегося с полу Гиля. — А как прикажете отнестись к этому факту? Как?

— На Кованду напали, и он защищался, — упорствовал Гонзик. — Каждый из нас поступил бы так же. Рядовой Бекерле и унтер-офицер Миклиш видели, как это произошло. — Гонзик повернулся к переводчику и сказал по-чешски. — Подтвердите же, ведь вы свидетели. Почему вы молчите?

Куммер растерянно оглянулся и увидел, что на него обращены взгляды всей роты, теснившейся в коридоре.

— Он говорит правду, — подтвердил Куммер, смущенно помаргивая. — Я видел это, и рядовой Бекерле тоже.

Капитан утих и недоуменно уставился на Куммера и Бекерле, потом обернулся к Нитрибиту.

— Я, кажется, ясно сказал: уведите Кованду!

Но, прежде чем Нитрибит успел пошевелиться, Гонзик громко произнес:

— Если Кованда будет наказан, значит, вы не хотите, чтобы в роте был порядок. В таком случае, ни один из нас не выйдет на работу.

Словно электрический ток пробежал по рядам, молодые чехи заволновались и еще теснее примкнули друг к другу. Большинство поняло немецкую фразу Гонзика, и все повторяли ее. Сжав кулаки, парни стояли, зная, что теперь уже нельзя колебаться и уступать: теперь решается участь их всех. Гонзик слегка улыбнулся, отбросил со лба упрямую прядь и с облегчением вздохнул.

— Что-о? — воскликнул капитан, сверкнув глазами. — Что-о?

— Если герр капитан не накажет ефрейтора Гиля, рота не выйдет на работу, — твердо повторил Гонзик.

— Накажет?! — взвизгнул капитан и злобно засмеялся. — Вы мне приказываете?

— Приказывать мы не можем, — ответил Гонзик. — Мы только надеемся, что вы сумеете разобраться, кто прав.

— Кованда будет наказан, — тихо сказал Кизер, — а вы все выйдете на работу. Что это? Угроза забастовкой? Бунт? А вы знаете, что мы можем пустить в ход оружие?

— Очень хорошо знаем и не хотим, чтобы до этого дошло.

— Тогда извольте беспрекословно повиноваться. Вы отказываетесь?

— Мы всегда повиновались, — уклонился Гонзик, — пока с нами обращались по-человечески. В последнее время к нам жестоко придираются, нас бьют. Против этого мы протестуем.

Кованда старался уловить смысл разговора и переводил взгляд с капитана на Гонзика.

— Мне это надоело, — вдруг объявил он. — Толкуете тут всякую чепуховину, а я стою весь в крови, как мясник. Скажи ему, что я пойду умыться. Гауптман, вашен, — обратился он к Кизеру, — мусс вашен, арбайт, фабрик, лос! — И он устремился к умывалке. Рота расступилась перед ним, и Кованда шел по узкому проходу. Лицо и руки у него были в крови, но он улыбался и кивал товарищам.

— Здорово он меня отделал, — сказал он. — Но и он такой взбучки еще в жизни не получал. Эх, кабы вы растащили нас с Гилем позднее!

Нитрибит нерешительно двинулся вслед Кованде, но ряды снова сомкнулись, и рыжий фельдфебель невольно остановился, опустив руки.

В глубине коридора раздался свисток: ревматический Шварц возвращался с ночного дежурства. С трудом поднимаясь по лестнице, он дул в свисток и покрикивал: «Kompanie, antreten, Kompanie, antreten!»