Год рождения 1921 - [74]

На окраине городка километров за тридцать до Познани свернули к дому. У крыльца дома осветился фарами мотоцикл и два немца. Солдат возится с мотоциклом, рядом стоит офицер – руки в карманах. Я выскочил из «виллиса» с парабеллумом. Они подняли руки. Заходим в дом: коридор, дверь, открытая в комнату. Там пылает кафельная печь. Я сел в кресло спиной к кафелю, отогреваюсь. Офицер стоит передо мной. Пытаюсь говорить с ним. Вдруг он бьет ногой по креслу, подцепил кресло ногой и опрокинул меня вместе с ним. Я – головой об кафель, он – в коридор. Я выскочил за ним и метров с пяти из парабеллума – раз его (Игорь Сергеевич хлопнул себя по затылку).

Я так и не привык стрелять по человеку. Всегда остается осадок.

Прибежали хлопцы, обыскали его. Нашли «вальтер», штук шесть золотых часов и целую связку золотых колец на проволоке. «Ах, ты, – думаю, – зараза». Стало легче. Смотрю на золото. Что с ним делать?

– Евсеев, – спрашиваю, – сколько у тебя детей?

– Трое.

Даю ему три кольца… Так раздал все.

Был у нас в дивизионе стукач. Перед этим он докладывал начальству, что я раздал солдатам пятьдесят тысяч офицерской премии «за сохранение тары». С согласия офицеров, разумеется. И про это золото настучал. Меня вызывает командир бригады. Оказывается, был приказ: золото – сдавать. Я говорю комбригу:

– Так что, мне золото отбирать у солдат назад?

Тем дело и кончилось. Я добавил комбригу:

– Уберите стукача от меня, а то он погибнет «смертью храбрых».

Через неделю его у меня не было.

Спустя полчаса после истории с офицером подошел мой дивизион. Мне так и не пришлось надеть ватных штанов. Они отстали вместе со штабной машиной.

Двинулись дальше. Минут через сорок под самой Познанью наткнулись на аэродром. Небо уже стало сереть. По аэродрому бегают фонарики. Видны силуэты самолетов. Некоторые уже рулят. Командиры моих танковых рот, лейтенанты, говорят: «Сейчас мы их!» А на фоне неба уже видны зенитные батареи вокруг аэродрома. Я показал лейтенантам на них:

– Ребята, видите зенитки. Сунетесь – от вас только катки полетят.

Развернул дивизион и жахнул по этим батареям. На аэродроме началась такая паника! Один самолет пошел на взлет метрах в ста пятидесяти-двухстах от нас. Моторы на предельном форсаже, из патрубков бьет зеленое пламя. Одна «тридцатьчетверка» ударила по нему, попала в бомболюк. Грохнул страшный взрыв. Рядом со мной упал громадный кусок металла. Больше стрелять не пришлось: вся охрана аэродрома разбежалась.

Мои орлы– танкисты воодушевились:

– Сейчас пойдем на Познань.

Я их урезонил:

– Куда вы, вас там сразу пожгут.

И сели мы на аэродроме. Немцы боялись нас и не высылали даже разведку. Мы боялись их и тоже ничего не разведывали.

Я был чином выше танкистов. Держал себя уверенно, стал распоряжаться:

– Два танка поставить к дороге на Познань. Послать туда командира взвода.

Три танка поставили у офицерского казино, где мы расположились.

Мы сели в казино за стойкой и сидели так, пока не подошла танковая бригада. Набор напитков и закусок был бесподобный: яблоки, шоколад, конфеты, анчоусы, колбасы и сыры разнообразнейшие – французские, итальянские… Все солдаты ходили под газами.

Я больше всего боялся: перепьются, а там полно официанток и всякой женской обслуги… Всех этих баб, человек восемьдесят, велел загнать в казино и выставил свою охрану. Немки сначала очень перепугались, плакали, потом успокоились: видят – их не трогают. Мы для них были существами другой породы.

Комротам– танкистам я сразу сказал:

– Если ваши ребята начнут кобениться – смотрите сами…

Один командир роты, худенький, интеллигентный, быстренько забалдел. Второй был хваткий, цепкий такой, но меня побаивался. Танков было пятнадцать, их против нас было мало. В своих я был уверен полностью. Танковая бригада подошла только к вечеру. А свое начальство я увидел дня через четыре в Познани. Мой комбриг Петр Иванович Вальченко, когда пришел в Познань, нисколько не удивился, увидев меня. Ему нравилось, как я водил дивизион. Побатарейно, с интервалом в десять-пятнадцать минут. Иначе получается такая гармошка…

Окружили Познань. Выбили немцев из города, загнали их, тысяч сорок, в крепость – Цитадель.

Аэродром мог принести большие неприятности. А теперь наши летчики имели аэродром, даже с бензином. Пикировщик Пе-2 взлетал с аэродрома, даже не убирал шасси, высыпал на Цитадель бомбы с двухсот-трехсот метров и шел назад. И так – карусель целый день.

Мы шастали по городу. В Познани размещались немецкие тыловые базы. Все попало к нам. Взяли много трофеев: хорошие офицерские сапоги, кожаные, непромокаемые – для шпор штрипка, черные суконные эсэсовские брюки – застегиваются снизу. Спрашиваю комбрига:

– Можно надеть суконные брюки?

– Можешь, если оденешь весь дивизион.

Я и одел. Вывез три «студебеккера» коньяка «Мартель блю». Снабдил всех своих приятелей. Завел хрустальные фужеры: зеленые ножки, каждый со своим звоном. Жалко, быстро перебились…

События в Германии начала сорок пятого года развивались столь же динамично, как у нас в сорок первом. После окружения Познани основная часть наших войск, танки и мотопехота, пошли вперед занимать плацдармы на Одере. Мы остались на блокаде Цитадели. У нас было пехоты раза в три меньше, чем у немцев, но гораздо больше артиллерии. Если бы они смогли собраться в кулак – прорвались бы. Наша задача была – не дать собрать этот кулак.