Год охотника - [64]

- Наплевать! Надоело бояться! - И запустила пальцы в седой "ёжик" Петра: - Предлагаю героический эксперимент! Давай, Белый, рыжими станем, как доктор!

- А такими же мудрыми станем?..

- А слабо - дуэтом прогуляться?..

- А пошли! - тут же согласился Пётр. - Точно не боишься?..

Она вдруг поёжилась, прямо в одеяле подошла к окну.

- Нет, всё-таки, кто же там так кричал? - собрала горку снега на подоконнике, утрамбовала в комок...

Евдокия Михайловна закрыла форточку, смахнув с подоконника остатки влаги, спокойно заметила:

- Никто не кричал, тебе показалося. Иди, девонька, проветрися. Видишь, метель утихает - можно, значит.

Василиса перекинула снежок из ладошки в ладошку, одеяло с неё упало.

- А давай, Белый, мы ещё кого-нибудь слепим...

Пётр поддержал её, приобняв за острые плечи.

- А потом - песенку споём!.. А расскажешь о крёстной?..

- А это, как будешь себя вести! - невинно освободилась Василиса от руки Петра, быстро запихнула ему за шиворот снежок и прихлопнула, сразу отбежав на безопасное расстояние. - Тётя Дуся, вы не знаете, где моя куртка?

- Возьми мою, - ревниво глядя на певунью, великодушно разрешил Георгий.

- Подождите!.. - глаза Франца были устремлены на кресло, с которого она только что встала. - Идите сюда. Оба! - приказал он Петру и Василисе.

Ничего не понимая, оба подчинились.

- Смотрите! - Франц указывал на шнур серебряного плетения, которым было отделано самодельное кресло - перевёрнутый деревянный осьминог.

Василиса провела рукой по лбу, обвязанному обрывком такого же шнура.

Игорь Максимильянович спросил Петра:

- Что за дерево, можете определить?.. Случайно, не орех?

Гитарист пробежался пальцами по осьминожьим ногам-подлокотникам, как по грифу, пожал плечами, недоумённо поднял к Францу голову:

- Кажется, да, ну и что?

Бурханкин уже был рядом.

- Мог бы и меня, это... спросить, я бы, это... сразу бы сказал, что орех, - заметил он обиженно, - и стучать бы не стал...

- Нет, простучать надо, - возразил Франц. - Пётр, займитесь этим. Смелее, - подогнал он, - не взорвётся.

Через пару минут из-под обивки широкого сиденья на свет были извлечёны свёрнутые трубочкой бумаги.

Василиса с трепетом коснулась рулона. Развернула завещание.

Как таинственны и прекрасны эти увядшие листки, опалённые временем. Полуистлевшие буквы на них - зародыш, попавший в землю и не взошедший... Они достойны оды!.. Или - возрождения...

Завещание сопровождалось письмом.

"Лёленька, мы незнакомы..." - прочла она вслух первые слова.

Над буквой "Ё" тут же поплыло рыжее облачко - точки размыла капля.

Василиса молча сглотнула ком в горле и дальше читала про себя.

Сквозь время, сквозь белый лист в сизую линейку, из раздвоенного пера сочилась кровавая вязь дедовского почерка. Певунья узнавала, что на синие чернила у бывшего артиста денег не было. Остатки красных учительских он выменивал в школе - за рябчиков.

Часто писал другу, дарил ему воспоминания, наблюдения, мысли... Тот отвечал редко, но подробно, всё рассказывал Ивану Павловичу о семье. Дважды навестил его в добровольном изгнании. В первый раз - тайно поселил в старом флигеле семью врачей. Потом, когда беда их миновала, долго не писал.

Много позже друг привёз трагическую весть: жена Ивана Павловича не перенесла гибели их сына, Артемия... Артюши. Обоих не стало... А вскоре сам навеки покинул мир.

Череда потерь подкосила бывшего артиста. Напоследок он решил посетить места своей молодости. Остановился у дочери друга - у Дианы Яковлевны. И тут... Тут Иван Павлович узнал, что ветвь родового древа не обломилась.

Ольга Артемьевна родилась через полгода после трагической гибели своего отца.

"Ты меня не знаешь, но время пройдёт и всё расставит по своим местам."

Василиса прижала руку к груди. Встала, молча поклонилась Бурханкину, Францу, Евдокии Михайловне.

"От чего пронзительно щемит сердце... Когда видишь три жёлтых листика на новорожденном клёне", - подумал Франц.

*** Сказочник Франц

Вечером в усадьбе фермера - просто зимний земной рай!

Но сахарный двор, залитый лимонным соком фонаря у ворот, снежные мотыльки, мельтешившие под ним, тропинка к крыльцу, расцарапанная лыжнёй, всё гостеприимно и встревожено торопило: "Скорее в дом!.. Здесь жутковато... На семьдесят пять вёрст вокруг - ни одного храма!"

А ведь, судя по полузаметённым следам, кто-то не побоялся тут гулять в одиночку.

Да и Франц - ничего: выгрузил из саней вещи, определил Василису с Петром на постой, отправил Бурханкина проводить Евдокию Михайловну и долго прохаживался с Фомкой во дворе, собирая мысли в кулак.

Вскоре к ним присоединился доктор Рубин.

- Ну, что, Игорёша, развлёкся? Что опять думаешь?..

- Да вот, Марк Анатольевич, всё пытаюсь понять, куда же он делся. Видите, даже сюда добрался. Вон его следы - вокруг дома. Лазейку, видно, искал. Неужели уж так сильно ему Василиса мешала?.. Ведь он, когда понял, что она не в кровати, а в баньке спит, - пытался её в дом перетащить. Да, видимо, приход Бурханкина помешал.

- Пётр верно сказал: его Циклоп проинструктировал, - высказал догадку Рубин.

- Да. Он же, когда я приехал, сидел, в основном, в котельной. А этот в машину и - сюда. Закончить... Знаете, у него в редакции пожар случился. Сдаётся мне, это не простое замыкание проводки... Кому-то он насолил. Рукописи-то деда где были им найдены?.. Не зря же они попали в архивы нашей "охранки", что-то в них было...