Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило - [80]

- Вечером я была здесь, рядом с мужем. Кормила его ужином, - спелым грудным альтом поведала мадам Жужу. – Потом вышла прогуляться по двору крепости. Потом…

- Потом вы были в зале суда, - высунув язык и часто-часто дыша, подсказал Жан-Поль Буше. – И, когда его милость судья изволили вынести окончательный приговор, самолично увели его, то есть господина барона, в предоставленные вам комнаты, с целью передохнуть…

- Спасибо, - томно стрельнула в коменданта глазками Жужу де Флер.

«Не мог раньше сказать, дубина!» - мысленно возмутился мэтр Панч. Оказывается, тут все чисто, комар носа не заточит… Но все же решился задать еще один вопрос, для окончательной проверки:

- Мадам, простите, что задаю такой личный вопрос – но вы уверены, что тот мужчина, с которым вас видел господин Буше поздно ночью, по окончании заседания, был вашим мужем, а не, допустим, кем-то другим, под него маскирующимся?

Барон от наглости вопроса просто онемел, Буше покрылся пятнами жуткого смущения, а госпожа баронесса спокойно ответила, вальяжно растягивая слова:

- Полагаете, я могла ошибиться? О, нет! Это был мой муж. – и, хотя мэтр Панч не спрашивал, поспешила объяснить, приведя весомый аргумент: - Я догадалась по характерной манере исполнения  супружеского долга.

Мэтр Панч, уж на что был закален изучением анатомии разнообразных существ, и то стушевался. Поспешил откланяться, извиняясь за причиненное беспокойство.

Когда навязчивые посетители ушли, пребывающий в приподнятом настроении господин барон счел за лучшее все-таки прояснить некоторые моменты:

- Обидно! Из-за вчерашней жуткой мигрени я нынче совершенно не помню ничего из того, что минувшей ночью случилось.  Но я ведь был на высоте, не так ли, дорогая?

- Ты был «как всегда», дорогой… - равнодушно ответила госпожа Жужу.

Барон Бруно печально вздохнул и натянул одеяло по самые уши.

- Представляешь, что случилось!! – жизнерадостным ураганом ворвался мэтр Виг в камеру дона Текило. – Ты можешь себе это представить?!! Я чуть не спятил от восторга!!!

- Да? – уныло отозвался иберрец, усердно ковыряя стену оловянной ложкой, – Не знал, что мои неприятности тебя так порадуют…

- «Порадуют»?!! еще как!!! я уж думал, зря время потратил, с опытом ничего не получится! Гляжу вчера – а он, родненький мой, все-таки замагичился!! Ураа!!!

И волшебник от избытка чувств пустился в пляс. Через некоторое время, оторвавшись от па-де-подагра, мэтр Виг заметил, что его новости как-то не встречают должного отклика.

- Ты чего такой квелый? Может, занедужил? Так я сейчас…

- Нет, я здоров, - поспешил отказаться от сеанса исцеления дон Текило.

- Я хотел Буше за вином послать, - ёрнически ответил маг.

- Ну, посылай…

- Так что случилось?

- «Что случилось»! – передразнил волшебника дон Текило. Стукнул ложкой по вредному неподдающемуся граниту. Пояснил: – Меня приговорили.

- О… жаль, - фальшиво и неискренне выразил сочувствие мэтр Виг. И  не стерпел, выразил свою радость вслух: - Но это и к лучшему! Нам еще о стольком надо поговорить; а когда меня отсюда попросят на свободу – я тебе Буше завещаю. для хорошего собутыльника мне никакого дрессированного коменданта не жалко.

- Меня к смерти приговорили, - буркнул дон Текило. Он оставил стену в покое, прошелся к двери, к дощатому лежаку, остановился в узком пятне солнечного света, с трудом нашедшего себе дорогу в подземелье. Сложил руки на груди и застыл воплощением пессимизма.

До волшебника дошло с опозданием.

- Как это – «к смерти»? Я пропустил что-то существенное? Откуда смертному приговору в твоем деле взяться?

- Во-первых, - мрачно приступил к объяснениям дон, - Оскорбление Короны. Дескать, хотел стащить у короля Антуана герб королевства Брабанс и  использовать его не по назначению. К тому же, по словам стражников, которые меня тогда, в саду магистрата встретили, я называл себя королем и требовал, чтобы мне выражали соответствующее королевскому величию почтение. Самое мерзкое, дружище Виг, что это вполне может оказаться правдой: у меня ж от холода зуб на зуб не попадал, а по-брабансски я все-таки хуже, чем на иберрском, говорю. Могли элементарно не расслышать, не разобрать.

- Идиотизм, - припечатал мэтр Виг.

- Во-вторых, я, оказывается, внес сумятицу и беспорядок, мешая отцам города заботится о жизни  всех сословий Анжери. То есть попортил бухгалтерские книги, украл печать бургомистра и насыпал соли в окуляры местного астролога.

- Астролог,  – снова оживился мэтр, - это хорошо. Астрологов надо давить, чтоб их племени не разводилось, я всегда это говорил!

- А в третьих, - дон Текило сел на лежанку, потом лег, подложив руку под голову и уныло принялся рассматривать потолок. – Я оскорбил королевскую фаворитку.

- Что, за сию провинность тоже теперь смертная казнь полагается? – поинтересовался Виг.

- Нет. Но это наверняка сыграло свою роль – ты ж замечал, как мерзко та белобрысая […] на меня щурилась!

- Да? Не сочти мое любопытство чрезмерным или оскорбительным, дон Текило, но скажи: как же… э-э… чем же…ээ… - замялся мэтр Виг, пытаясь задать вопрос, какого ж, говоря по-простому, как с чудурским бурым медведем, рожна коварной кобылице надобно, что она дона Текило охаяла?