Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило - [23]

За время пребывания в Башне дон Текило, неожиданно для себя самого, стал знатоком художественного звериного воя. Рысь-Ядвига любила порычать-повыть на умирающую Луну; к ней присоединялись волки, медведи, отшельница-россомаха и прочая двусущностная живность Чудурского Леса. Такие арии, такие рапсодии звучали темными ночами – закачаешься.

Выражаясь прагматическим языком, бежать в одиночку через Чудурский Лес ночью можно было, только готовясь к печальному посмертному циклу «Сто желудков, в которых мне довелось сгинуть».

Вышколено лесное зверье было на совесть: ни одна пасть не клацала голодными зубами на тех, кто шел в сторону Башни. И тех, кто неторопливо и степенно покидал ее пределы, лесное население пропускало спокойно. На тех, кто пытался бежать – дон Текило один раз вспомнил годы молодости, пробежался трусцой вокруг Башни здоровьичка для – кидались разношерстой стаей. Спасибо Ядвиге, отлаяла. В смысле, объяснила диким оборотням, насколько они не правы, обижая личную игрушку оборотня Башенного, высококвалифицированного…

А дон Текило чувствовал себя именно игрушкой. Фальшивой мышкой для неправильной кошки. В далекие годы семейного счастья у рыжего подлеца донны Катарины была такая же фальшивая мышь из остатков серого бархата. Подлец ее когтил по-страшному, закидывал под шкаф или бросал  на кухне у очага,  что вызывало вопли и душевное содрогание кухарки. А содрогание кухарки, мало того, что было внушительней и масштабнее, чем осеннее цунами, приводило к тому, что та начинала угрожать своей близкой кончиной и готовить в бешеных количествах – чтоб на похороны, если что, хватило. Малoй обожал такие угрозы и специально подкидывал фальшивую бархатную мышку на кухню… Да, - улыбнулся воспоминаниям дон Текило. Сейчас мальцу уже четырнадцать. Как время бежит, трудно поверить! Интересно, какие каверзы Альваро придумывает сейчас? В свои далекие четырнадцать лет дон Текило… Вор нахмурился, вспоминая. Резать кошельки у прохожих дон Текило научился гораздо раньше, а в четырнадцать, если не изменяет гибкая сверхизбирательная память, юному вору захотелось подвигов. Прослышав, что король повелел дону Рожеру, капитану королевской гвардии, выяснить особенности условий обитания, привычек и прочих подробностей из жизни поселившихся в Южном Шумерете драконов, дон Текило и дружище Леокадий упросили отряд драконоведов взять их в оруженосцы и отправились знакомиться с драконами.  Да, было времечко…

Самолюбие отважного благородного дона, говоря по чести и совести, было глубоко уязвлено тем, что какой-то охранный артефакт считает его своей игрушкой. И дон Текило почесывал лысинку, изобретая ответную подлость.

Периодически вмешивались братцы из Ордена Единорога. Каждое утро, убедившись в том, что наевшаяся кроликов Ядвига снова вернулась в чучелообразное состояние, монахи выходили из погреба и со всеми возможными удобствами располагались в гостиной, столовой, спальных и прочих помещениях Башни. Храпели, читали, расставляли по местам украденное ночными грабителями, обменивались важными выводами о природе мироздания…

Нельзя сказать, чтобы братия прохлаждалась, ленилась или приятно проводила время – о, нет. Помнящий о долге перед паствой отец Гильдебран устраивал своим единорожистым чадам проверки – на крепость веры, как уверял он дона Текило, а еще – на степень владения умениями и заклинаниями Магии Благословения. Как понял вор, Башня на время отсутствия законного хозяина стала чем-то вроде испытательного полигона для начинающих святых братьев. А пронаблюдав за некоторыми шуточками отца Гильдебрана, иберрец уверовал, что добродушный кругленький пожилой отче таки действительно был хорошим приятелем того чудика, который додумался зачаровать Башню сверху донизу, наполнить ее коллекцией магических побрякушек и приставить к ним почти реальную почти женщину охранником. Иллюзиями и фантомами Гильдебран гнобил послушников, как дракон – овечек, а уж когда отправлял подрастающее поколение мистиков учиться у енотов доить коз… Свежеобращенное поколение монахов Ордена Единорога от такого учения рыдали и были готовы уверовать не только в полумифического однорогого, насквозь волшебного зверя, но вообще, во что угодно… Даже в реальность «Повести о доне Текило и компанейском драконе», «Десятого полета дона Текило над гнездом кукушки», «Сказа о том, как дон Текило добыл пуд лунного серебра» и «Ста случаев, когда дон Текило говорил чистую правду».

Другими словами, отец Гильдебран мог пить абсент, что твою воду – и зеленые рогатые демонята побоялись бы придти его пугать.

А вот брат Тимофей оказался свойским парнем. В недалеком прошлом – «уверовал» он после встречи с Ядвигой пять лет назад, - Тимоша был грозой казны всея Буренавия, и к дону Текило относился с профессиональной завистью и ревностью. Правда, в том, что касалось ограбления Башни, задуманного иберрцем, Тимофей был скорее завистлив, чем ревностен: в ответ на предложение поспособствовать, монах выдавал дону Текило одну единорогоугодную проповедь за другой, одну за другой, будто тренировался быть профессиональным миссионером.  Дон Текило послушал, плюнул, сказал, что годы его не те, чтобы задумываться о смысле жизни. То есть, был бы он моложе – еще оставалась бы надежда узнать, а если в жизни смысл; а будь он на десяток лет старше – можно было бы не волноваться, что с ним попытаются этот самый смысл оспорить. И вернулся к собственным разработкам на предмет обнаружения Тройного Оракула и плана побега.