Год маркетолога - [59]

– В смысле?

– Ну, в смысле всего. Как ее килограммы, как ваши отношения – это я практически как кума интересуюсь. Как ее замечательная учеба во Франции? Вообще, как все?

Что-то в ее тоне мне не понравилось. Был в этих вопросах какой-то непонятный вызов.

– Все в порядке, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – А вы разве не общаетесь? Вы же, кажется, регулярно встречаетесь. Так что ты и про килограммы знаешь, и про все остальное.

– Ну да, – коротко согласилась она. – Просто хотела спросить, как это выглядит с твоей стороны.

– Надеюсь, что так же, как и с ее.

– Дай-то бог.

Я переборол нежелание задавать вопрос и все-таки спросил:

– Ты мне хочешь что-то сказать или это просто для поддержания разговора?

– Да нет, – она допила свой сок, – ничего не хочу сказать. Считай, что для поддержания разговора.

– А на самом деле?

– Костя, ну все, не нуди. Вот какие вы мужики занудные, слова не скажи, сразу цепляетесь, что, откуда, с кем. Я тебе ничего не говорила, ничего не намекала, и у меня нет никакой hidden agenda[45], ок?

Ок, хотя осталось ощущение недосказанности, и потому захотелось разговор продолжить, зато Мария, по-видимому, собралась его закончить. Или не собиралась.

– Ну что, хочешь еще поговорить? Тогда скажи, кто у нас будет генеральный директор, когда Андрей уйдет. Не ты ли, случаем? Вот расскажи, а я пока кофе выпью. Эспрессо мне сделайте, пожалуйста, и сок еще один, – махнула она рукой кому-то за моей спиной.

Мягко говоря, первая часть разговора была мне не совсем приятна. Вот вроде ничего она не сказала, а уже зашевелились внутри скользкие щупальца сомнений. Что она имела в виду: «что, где и с кем» – ведь не просто же так сказала, но и спросить стыдно, да и не ответит правду никогда. Но точно не просто так сказала «с кем»? Может, только просто позлить хотела? Тогда плюнуть и забыть, да вот забудется ли. А переход ко второй части постановки оказался и вовсе неожиданным.

– Ну, чего замолчал? Думал, ты единственный знаешь великую тайну? Об этом уже весь офис говорит, хотя, по правде сказать, это уже третий год обсуждают. Типа Андрей пойдет на повышение и кто вместо него будет.

– И каковы результаты социологических опросов? – выдавил я из себя подобие шутки.

– Ты попал в список кандидатов. Это плохая новость. Для тебя.

– Почему?

– Потому что те, кто на этой стадии появляются в списке, вряд ли дойдут до финала.

– Андрей сам сказал тебе, что уходит?

– Нет, но я же не слепая, я знаю его много лет, и он никогда не вел себя так...

– Может, ему просто все надоело?

– Ну да, я об этом и говорю. Все надоело, а он не тот человек, который останется, когда все надоело.

– А повышение?

– Прекрати. Не делай из меня дуру, а то я обижусь и уйду.

– Хорошо, – решился я, – тогда задам тебе еще один вопрос. В твоем списке я тоже фигурирую как кандидат?

– В моем – нет.

– Почему?

– Костя, ты просто еще не дозрел до этого. Я знаю, ты, как и все, считаешь, что люди в тридцать лет президентами банков могут стать, но это неправильно. Это пока не долбануло ничего, а ведь долбанет когда-нибудь. Ты умный, образованный, много всего по бизнесу знаешь, но по-человечески не дозрел. Я думаю, ты в людях не разбираешься или разбираешься, но по-книжному. У тебя так все шло по накатанной, такой ты хороший московский мальчик, поэтому все, что ты знаешь за пределами офиса и за пределами Садового кольца, – это из книг. Я думаю, ты не справишься.

– А Андрей был не таким же московским мальчиком десять лет назад?

– Ты не обиделся? – участливо спросила Мария.

– Огорчился, но не обиделся. И благодарен тебе, что сказала, что думаешь. – Это было правдой.

– Хорошо, потому что я не хотела тебя обижать. Андрей, наверное, был таким, но и не таким.

– В чем не таким?

– Не знаю. Например, он служил в армии, в стройотрядах каких-то работал, не знаю, что еще... Хотя он тоже по-своему был московским мальчиком.

– Что дает мне шанс подняться в твоем рейтинге?

– Closing[46] всегда был твоей сильной стороной, – одобрительно засмеялась Маша. – Считай, что уже поднялся.

Думаю, что мы оба почувствовали облегчение от того, что этот разговор закончился.

Глава четырнадцатая

«Никто не ждал испанской инквизиции» – не помню, где и когда услышанная фраза то ли из песни, то ли из фильма как нельзя лучше характеризует наше отношение к внезапным катастрофам. И даже если мы вполне осведомлены о деятельности этой самой инквизиции, ведь не в подполье же она свирепствует, то до последнего момента не верим, что деятельность эта распространится и на нас. По всей видимости, это просто защитная реакция организма: ну нельзя же все время жить в страхе – придет, не придет, так и удовольствия от жизни никакого не получишь. И потом, почему именно к нам должна зайти инквизиция, ведь мы же ничего такого не делали? К соседу зашли уже? Значит, он что-то делал, раз зашли, а мы ничего не делали. Так и получается, что приходит беда всегда неожиданно. Потом, задним числом понимаешь – это надо было сделать по-другому, а то, может быть, и вообще не делать, но это уж потом, после первого знакомства с инквизицией.

Если спросите меня, то в нашем конкретном случае инквизиция пришла в августе, но тогда ее мало кто заметил. Те же, кто заметил в августе, заметили и раньше, когда лопнула вся эта афера с Фани и Фредди. Уже тогда надо было понять, что все признаки болезни налицо, но наступило лето, нефть стоила под сто пятьдесят, все это где-то далеко и нас не касалось, потому что опять же нефть стоила под сто пятьдесят, да плюс стабилизационный фонд, да плюс золотовалютные резервы.