Год, когда я всему говорила ДА - [51]
Я на самом деле усиленно думала обо всем этом, когда стояла в лифте с тем мужчиной. С этим желающим познакомиться с клиенткой. Теперь понятно, почему мне так трудно дается светская болтовня?
Но мое платье – цвета берлинской лазури, и оно ему нравится. Ему нравится видеть его на мне.
Погодите-ка!
Он сказал, что оно ему понравилось.
И до меня доходит, что вот она. Она случилась. Моя возможность.
Скажи это. Просто скажи «спасибо». А потом улыбнись. И больше ничего не говори. Не присовокупляй ни слов извинения, ни угрызений совести из-за того, что тебе хватило наглости надеть платье, которое может кому-то понравиться. Просто стой в лифте, уверенная и смелая. Как будто ты тоже думаешь, что этот цвет тебе идет.
– Спасибо, – отвечаю я.
Хорошо. Улыбнись, Шонда. Заткнись, Шонда.
Я заставляю себя улыбнуться. И тут все идет наперекосяк.
То ли во рту у меня становится слишком сухо, то ли я нервничаю, то ли настолько полна решимости сделать все правильно, что моя улыбка получается… ну, пугающей.
Как улыбка Буффало Билла. Не ковбоя Буффало Билла. Буффало Билла из «Молчания ягнят», который заставлял тебя «мазаться мазью, а не то снова будешь облита водой из шланга».
Такая улыбка. Ужасающая, растянутая, омерзительная клоунская маска – вот что он, должно быть, видит, потому что теперь этот милый мужчина, который, вполне вероятно, секундой раньше флиртовал со мной, вжимается в угол лифта подальше от меня, словно я – зомби, который хочет сожрать его лицо.
И вместо того чтобы так это и оставить…
Вместо того чтобы решить про себя, «что ж, в следующий раз сделай это получше»…
Вместо того чтобы позволить куриной кости остаться куриной костью, я пытаюсь объясниться перед этим беднягой.
– Вот был ужас-то, верно? Эта гримаса? Это я так улыбалась. Но я сделала это совершенно неправильно, потому что, видите ли, я теперь говорю «да» комплиментам, но еще не привыкла к ним, и вы для меня вроде как первый, пробный случай, и я не ожидала ничего такого здесь, в лифте, понимаете, ха-ха, так что, когда вы так мило похвалили этот цвет, кстати, это берлинская лазурь, я просто вроде как…
ДЗЫНЬ.
И двери разъезжаются, и этот очень милый мужчина, которому понравилось, как смотрится на мне этот цвет, со всех ног бросается спасаться от безумной женщины в лифте. К чести моей, я не гонюсь за ним, продолжая попытки объясниться. Поверьте, мне этого хочется. Но я не могу. Я иду к своему гинекологу.
Доктору Шейн нужно повидаться с моей клиенткой.
Полчаса спустя доктор Шейн (ну, я зову ее Конни, потому что, по моим же словам, я должна звать по имени любого человека, который получает доступ внутрь меня), Конни копошится между моими бедрами. Мои ступни упираются в держатели. Вот сейчас она орудует своей зеркальной штукой и в эту минуту светит мне прямо в веджейджей, бог его знает что разглядывая. Может быть, найдет там мое достоинство.
– У вас прекрасная матка! – восклицает Конни.
Я подтягиваюсь, опираясь на локти, и смотрю на нее.
– Спасибо, Конни, – говорю я и улыбаюсь. И больше ничего не говорю.
Не то чтобы я хвастаюсь или еще что-то, но вот так это делается, девочки!
Да-да-да.
По мере того как катятся мимо недели, это упражнение – сказать «спасибо», улыбнуться и заткнуться – дается все легче. Нужна некоторая практика, но я постепенно осваиваюсь.
Поблагодарить, улыбнуться, заткнуться.
Что же происходит, когда я даю себе разрешение просто выслушать комплимент, не извиняться, не отмахиваться и не отрицать?
Я начинаю ценить комплименты.
Комплименты, оказывается, что-то для меня значат.
А знаете, что еще важнее? Факт, что кто-то потратил свое драгоценное время на то, чтобы сделать мне комплимент, что-то для меня значит.
Никто не обязан делать комплименты.
Люди делают это по доброте душевной.
Они делают это, потому что сами так хотят.
Они делают это, потому что верят в произносимый ими комплимент.
Так что, когда вы отрицаете чей-то комплимент, вы говорите человеку, что он не прав. Вы говорите ему, что он зря потратил свое время. Вы подвергаете сомнению его вкус и суждения.
Вы его оскорбляете.
Если кто-то хочет сделать вам комплименты – пусть делает.
Но этого недостаточно. Это, как я начинаю понимать, даже не главное.
Это как поза Чудо-женщины.
Поблагодарить, улыбнуться, заткнуться – это хорошо. Это полезно для вас.
Но это только поза.
Это «притворяйся, пока не поверишь».
Это не настоящее.
Я могу простоять в позе Чудо-женщины весь день напролет, но это не сделает меня Чудо-женщиной. Потому что, убрав руки с бедер и живя дальше, Чудо-женщина никогда не говорила подруге: «Да нет, блин, какая там я героиня! Это спасение мира – чистая удача. Я почти ничего не сделала. В смысле, если бы у меня не было лассо и вот этих вот браслетов, я бы совершенно растерялась… Я имею в виду, я же всего лишь амазонка ростом метр восемьдесят, у которой есть мечта».
