Год Кита - [7]

День за днем солнце всходит все позже, а опускается за горизонт все раньше; по утрам над морем висят туманы, типичные для конца лета, днем их разгоняют осенние ветры. В течение всего сентября в тихоокеанских водах, простирающихся от побережья Мексики до Гавайских островов, самки кашалотов одна за другой разрешаются от бремени; некоторые самки рожают в октябре. А в это время далеко на севере, в Беринговом море и в районе Алеутских островов, пасутся самцы-одиночки, так называемые «холостяки». Толстый слой жира служит им надежной защитой от ледяной воды, и они не торопятся на южные зимовки. Юные китихи-девственницы пасутся у берегов Британской Колумбии. Они уже чувствуют осенний холод Северного Тихоокеанского течения и понемногу сворачивают к тропикам. Вместе с ними плывут и китихи, кормящие детенышей, годовалых и двухгодовалых.

Киты ежегодно мигрируют из одних вод в другие, прекрасно ориентируясь в пространстве и во времени; они объединяются в семьи, затем расходятся, потом снова отыскивают в океане других китов своего возраста и пола. Все это заставляет предположить, что китообразные получают и перерабатывают огромное количество сигналов внешнего мира – звуковых, зрительных, осязательных и, несомненно, каких-то иных, о природе которых мы еще ничего не знаем. Жизнь кита чрезвычайно сложна и вовсе не так однообразна, как может показаться. Его ежедневные занятия отнюдь не сводятся к нырянию в поисках пищи, подъему на поверхность за глотком воздуха, обозреванию водной равнины и бесцельному плаванию.

В семейной группе наших героев, которые потихоньку-полегоньку движутся в сторону острова Ванкувер, плывет еще одна самка с детенышем – но она постоянно отталкивает своего сына, давая ему понять, что ей надоела роль кормящей матери. Сыну уже два года; это крупное животное восьми метров длиной, весящее почти четыре тонны. В последнее время великовозрастное дитя сильно мешает матери – отнимает у нее пищу, когда она поднимается из глубины после удачной охоты. Прежде китиха инстинктивно знала, что должна делить с ним добычу; теперь она полагает, что ему пора оставить мать в покое. Тем более что она рожает каждые два года, и когда ее нынешнему отпрыску исполнилось четыре месяца, она снова зачала. Вот уже шестнадцать месяцев эта самка, в сущности, кормит двоих – неудивительно, что она устала от материнских обязанностей!

По мере того как день за днем расширяется представление нашего китенка о мире, его внимание все чаще привлекает хозяин гарема – самец, который (хотя китенок об этом и не подозревает) приходится ему отцом. Огромный черный самец, вес которого достигает шестидесяти тонн, обычно охраняет свою семью, но временами исчезает куда-то на час или больше. Зачем? Куда он может исчезать средь бела дня посреди открытого моря? В глубину, конечно, в зеленую тень, переходящую в фиолетовый сумрак, а затем в черную тьму. Все ниже опускается кашалот; могучие удары хвоста ведут его сквозь толщу воды; вокруг него светятся рыбы и странные шарообразные существа; растет давление – вот оно достигает десяти тонн на каждый квадратный дециметр его тела; вода здесь мертвенно холодна и неподвижна.

На глубине тысячи метров кит приступает к поискам добычи. Вовсю работает его локатор, непрерывно посылая в воду серии мощных сигналов и ловя их отражения. Не проходит и четверти часа, как он обнаруживает интересные эхо-сигналы и, мгновенно проанализировав их, обрушивает могучий удар в самую середину бесформенной, эластичной дрожащей массы, от которой отразились сигналы. Нанеся сокрушительный удар, кашалот раскрывает пасть: опускается огромная, как ворота, нижняя челюсть, усеянная зубами (их шестьдесят штук); и вот, крепко схватив добычу, кашалот начинает стремительное всплытие. Он поймал молодого кальмара – гигантское животное десятиметровой длины и весом около ста двадцати килограммов. Кальмар извивается, пытаясь вцепиться в своего врага, но присоски на концах его щупалец соскальзывают с гладкой кожи быстро плывущего кашалота. Изогнутый, как у попугая, клюв кальмара впивается в голову противника и выдирает кусок кожи, под которой обнажается белый волокнистый жировой слой. Кашалот раздраженно встряхивает свою добычу.

Вода светлеет, и вот самец всплывает на залитую солнцем поверхность моря. Раскрываются и снова смыкаются гигантские челюсти, поражая жизненные центры кальмара, и его серые щупальца извиваются в последней агонии, точно разрубленные на куски змеи. Китенок с интересом следит за тем, как самец отдувается, мощно выбрасывая в воздух столбы пара и слизистой пены. Клочья высыхающей пены покрывают темя кашалота. Он легко дышит: для того чтобы полностью очистить легкие, кашалоту нужно набрать и выпустить воздух не меньше пятидесяти раз. Отдышавшись и отдохнув, он принимается за убитого кальмара и, неторопливо отрывая от туши куски размером с футбольный мяч, проталкивает их языком в глотку.

Над моим письменным столом висит черно-белая репродукция картины под названием «Кракен», которого считали сепией, или каракатицей. На картине изображен парусный корабль семнадцатого века, опутанный щупальцами морского чудовища – серого существа, напоминающего одновременно гриб, жабу, змею и огромную тыкву. Щупальца толщиной со ствол дерева цепко держат мачту, паруса и даже флаг. Моряки храбро рубят топорами извивающееся чудовище; их менее храбрые, но более здравомыслящие товарищи прыгают с палубы в море. В небе кружат чайки, предвкушающие возможность полакомиться человечиной. Что же такое «кракен»?