Год Героя - [31]

— Молчу-молчу. А не то по шее получу… и подвиг свой не совершу.

Алексей погостил у Бойка еще день и после вернулся в Турач. И первым делом зашел к жрецу. Он должен знать ответ на тот вопрос, что преследовал Алексея со времени происшествия в портовой таверне.

— Будивой, — обратился он к жрецу прямо с порога, не спрашивая разрешения войти, — в Анкоме мне спас жизнь какой-то странный… удивительный бранн.

Жрец отложил деревянную фигурку какого-то божества.

— Ты сначала зайди. И присядь. Вот. Теперь рассказывай.

— Даже не знаю, как тебе объяснить. Он… мы прыгнули в кувшин с водой, а всплыли посреди Элвы. Что произошло? Кто был тот человек?

В глазах седовласого жреца зажегся странный огонек.

— Это был потворник.

— А что это за народ? Внешне похож на бранна. Такой же русый и скуластый. А где их земли? А как он это сделал? — посыпал вопросами Алексей, словно любопытный ребенок.

Будивой начал отвечать не сразу. Некоторое время он словно вспоминал что-то, погрузившись в свои мысли.

— Потворники — это не народ. Живут они на Тийрийском полуострове. Называют этот полуостров также Отшельничьим или Потворным. К этому полуострову подходит и Большая пустыня с запада, и Степь, и земли браннов по побережью. Но со стороны суши полуостров отрезан горной грядой. Только по одному перевалу можно попасть с суши на эту землю. И вот уже несколько столетий на Тийрие живут те, кого называют «потворниками». Или колдунами. Это не народ… туда может прийти всякий. Среди них и монги, и олавичи, и бранны, и суржи, и кариты, и другие. Туда приходят те, кто ищет свободу. Те, кто хочет найти в этой жизни не только кусок хлеба и глоток медовухи. Или славу и воинскую доблесть. Нет, туда приходят, чтобы достичь духовного и физического совершенства. Потворников не много. Мало кто готов потерять всё, чтобы учиться быть поистине свободным. Свободным от судьбы. От предназначения… — Будивой умолк на минуту, потом продолжил:

— Потворников боятся. И уважают. Ведь они могут такое, что недоступно обычному человеку. Они понимают язык животных. Умеют исчезать посреди голой степи. Умеют заживлять смертельные раны. Могут ходить по воде. Много чего они умеют. Но они никогда не воюют. Ни на чьей стороне.

«Прямо какие-то маги-ниндзя. Хотя попробуй тут не поверь, особенно после купания в кувшине», — подумал Алексей и спросил:

— Будивой, а ты откуда знаешь о них так много? — Жрец тряхнул седой головой, встал и взял с полки фигурку глиняной птички. Покрутил ее в руках, потом поставил на место. Снова сел на лавку и начал вспоминать:

— Мне было почти в два раза меньше лет, чем сейчас. Злая доля в обличье крепкого монгского аркана должна была сделать из меня раба. И я бы уже умер где-нибудь, обрабатывая поля и виноградники Маннеда или Бурсдага. Но по дороге в Такк мы вдвоем с одним воем сбежали из невольничьего каравана. В сторону Большой пустыни. Палат вскоре скончался, а я еще два дня бродил рядом с песками, потом еще день полз, пока меня, полубеспамятного, не подобрал отшельник. Он жил в хижине на краю степи. Между степью и вечно жаркой пустыней. Он залечил мне раны и поставил на ноги. — Будивой прикрыл глаза.

— Это был очень старый отшельник. И я кое-чему научился, пока жил у него. А обитал я там без малого год. Это был потворник. Монг. Он ушел доживать свои дни здесь, на краю. Между жизнью, которая заканчивается степью, и смертью, которая начинается черными песками. Таким он мне и запомнился — вечно улыбающимся, бодрым старичком, разговаривающим с пустынными ящерицами и с птицами, которые приносили ему пищу. Тогда я хотел стать как он, властелином своей доли. Но через год я всё же вернулся на родину.

— А почему ты не пошел на полуостров? Если хотел стать этим… колдуном? — спросил Алексей.

— Невесту свою оставил я здесь. Вернулся, а ее уже сосватали из Бороды. Белый свет был мне тогда не мил, и ничего не хотелось делать. А тут как раз старый жрец Турача подыскивал себе преемника… Ну да ладно, поздно уже. Пора идти спать.

Осень почти полностью завладела Самьнавьской равниной. Некоторые деревья уже сбросили свой багряно-желтый наряд, обнажив черные ветви, но большинство лиственных еще стояли в разноцветном одеянии. Издали лес, развеваемый северными ветрами, казалось, играет всеми оттенками красного и желтого. Трава потеряла свой изумрудный цвет и отмерла, чтобы возродиться снова только следующей весной. Проливные дожди размыли поля и дороги, что значительно затруднило передвижение как пехом, так и верхом.

«Почти как дома», — подумалось Алексею, который сушил одежду у огня дымящего очага. Перед этим он два часа под косыми струями дождя упражнялся с мечом в опустевшем поле. Связанные снопы соломы, разбухшей от влаги, разрубались ударами катаны, а в сознании росло удовлетворение от того, что клинок постепенно всё больше и больше повинуется рукам.

Алексей теперь каждое утро и вечер упражнялся в освоении боевого оружия. И просто давал себе физическую нагрузку, приводя тело и его реакции в форму. Как он уже давно понял, выжить здесь можно, только полагаясь на самого себя. Пока ему удалось немного освоиться в этом диковинном, непонятном мире. И постепенно ему даже начинало нравиться здесь. Красивые места, девственная природа, чистый воздух и тишина. Рев двигателей не тревожил окрестности. Не нужно было пять раз в неделю, как зомби, ломиться с утра на работу, автоматически ругаясь в метро с такими же злыми и невыспавшимися людьми, как и он сам. Не болели глаза от многочасового сидения перед монитором компьютера.