Год длиною в жизнь - [30]
Одним из самых горьких и печальных в Наме стал день, когда у офицера службы К-9 закончился срок командировки и он стал готовиться к отправке домой. Сержант Руджеро заявил ему, что он не сможет забрать с собой собак. По его словам, они уже отведали человеческой крови — собственно говоря, целый год они питались исключительно человечиной, — и потому их нельзя выпускать обратно в реальный мир. Поскольку о том, чтобы передать их другому хозяину, и речи быть не могло, Руджеро предложил пристрелить их. Офицер службы К-9 поблагодарил его, но отказался.
— Это мои собаки, — возразил он, — и я сам сделаю это.
Я подошел поближе, чтобы посмотреть. У меня было такое чувство, будто мне снова восемь и глаза мои наполняются слезами. Тот парень выстроил трех своих верных друзей и первому пустил пулю в голову доберману. Овчарки даже не шелохнулись. А потом, одну за другой, он прикончил и их. Я отвернулся и ушел. На душе у меня было пусто и гадко. Я был благодарен этим псам за службу, и, пожалуй, тогда я относился к ним лучше, чем к большинству людей. Собаки были другими. Они ведь не сами сделали свой выбор. Их научили убивать людей, и они ни разу не подвели нас…
Я остановился и умолк. Мертвые собаки — одно дело, но слайд-шоу в моей голове начинало показывать человеческие лица.
Белла лишь крепче стиснула мою руку, по-прежнему не говоря ни слова.
На мгновение я задумался о том безумии, каким был Вьетнам на самом деле: перестрелки постепенно переросли в полномасштабную войну, причем участие США становилось все заметнее. Самые ожесточенные бои произошли в начале 1968 года, во время празднования вьетнамского Нового года, известного как Тет. Хотя так называемое «наступление Тет» закончилось военным поражением Севера, его психологические последствия изменили ход войны.
Мы прибыли в страну в конце 1968 года, когда президент Джонсон приказал прекратить бомбежки Северного Вьетнама. В 1969 году, когда президент Никсон распорядился начать вывод войск, умер Хо Ши Мин, президент Северного Вьетнама. Дома шли массовые демонстрации протеста, когда истек срок нашей командировки. К тому моменту, по нашим данным, война унесла жизни одного миллиона трехсот тысяч вьетнамцев и пятидесяти восьми тысяч американских военных. Если в ней и был победитель, то нам об этом сказать забыли.
Отвлекшись от своих мыслей, я увидел, что Белла с ласковой улыбкой смотрит на меня. Только она могла предоставить мне личное пространство, в котором я так нуждался, и одновременно оставаться рядом. Душевно и эмоционально я почувствовал себя лучше и подумал: «На этот раз я попал в хорошие руки». Физически, однако, я не мог представить себе ничего хуже тех зазубренных ножей, что терзали верхнюю часть моей брюшной полости. «Срочно нужно принять болеутоляющее, — понял я, — иначе у меня не хватит сил даже на то, чтобы выйти из самолета».
Когда мы приземлились в городском аэропорту Хошимина, местные жители приветствовали нас с Беллой, словно дорогих гостей, традиционными восточными поклонами. Это было неожиданно, и я ощутил неловкость. «Там, где раньше на нас были нацелены стволы винтовок, теперь нам раскрывают объятия?» Повернувшись к Белле, я пожал плечами. Какое-то чувство не давало мне покоя, и не понадобилось много времени, чтобы уразуметь, какое именно. Меня больше не душила ненависть, всепоглощающая и жаркая, рожденная страхом как лишиться собственной жизни на этой войне, так и отнять чужую ради дела, в которое я не верил и которого не понимал.
Подхватив сумки, мы вышли из терминала аэропорта, чтобы взять такси. И вот тут я испытал буквально физическое потрясение. На меня обрушились почти невыносимые жара и влажность, живо напомнив о том, каких трудов стоило выжить в таком климате. «Некоторые вещи с годами не меняются», — подумал я.
Пока мы ехали по городу, направляясь к заказанной гостинице, сердце готово было выскочить у меня из груди, но глаза не упускали ни единой подробности.
Вьетнам был древней страной, отчаянно пытающейся не отстать от современного мира. Несмотря на большую численность населения, технологии оставались отсталыми либо вообще отсутствовали. На дорогах было больше мопедов и велосипедов, чем автомобилей. Но более всего меня поразило то, что люди выглядели счастливыми: большинство улыбались, остальные приветливо махали руками. Уголки губ Беллы, наблюдающей за моей реакцией, дрогнули в улыбке. Она уже поняла, что я ошеломлен и растерян.
Вдоль дороги сотнями стояли люди; продавая кур, канистры с бензином, содовую и сигареты, некоторые расположились прямо у своих домов.
— Даже странно, что в такой некапиталистической стране все что-нибудь продают, — шепнул я на ухо Белле.
— Таков порядок вещей, полагаю, — ответила она.
Водитель такси резко свернул к тротуару и выскочил из машины, чтобы достать наши чемоданы из багажника. Открывая и придерживая дверь для Беллы, я вдруг почувствовал, как что-то больно укусило меня за шею. Я с силой хлопнул по тому месту ладонью. «Комары тоже ничуть не изменились. Нам по-прежнему кишит ими».
