Год беспощадного солнца - [30]

– Ну что же … – начал Демидов, но неожиданно распахнулась дверь и на пороге возникла Эсмеральда Фанатюк.

– Надо полагать, что-то чрезвычайное, Эсмеральда Тихоновна? – недовольно спросил главврач.

Она подошла ближе, пристально посмотрела на Мышкина.

– Ничего страшного, – сказал ей Демидов. – Дмитрий Евграфович – наш человек.

Чуть наклонившись к столу, Эсмеральда произнесла тихо и членораздельно:

– Бугор в яме.

Демидов вскочил.

– Все, доктор, на сегодня! – заявил он Мышкину. – Месяц не могу в горздрав пробиться. Катись отсюда, драгоценный. Мне лавку закрывать надо.

6. Арбузятник Ефим Беленький

Оставшись с Эсмеральдой, главврач тихо спросил:

– От кого сигнал?

– От Мирры, ештештвенно, кто еще так вас любит!

– Трудно поверить, – с сомнением произнес Демидов. – После того, что случилось у нас с ее мужем…

– Нет-нет, она вше понимает.

– И все же я склонен думать, что здесь больше ваша заслуга, – беззастенчиво польстил Демидов.

Эсмеральда всхлипнула, потом тяжко вздохнула:

– А вы меня – на помойку. Такая благодарность. Шорок лет оттарабанила на одном меште!..

– Эсмеральда Тихоновна, – умоляюще сложил ладони профессор Демидов. – Вы же прекрасно знаете, какие сейчас порядки! Всё – в Женеве. Я человек подневольный, – он вспомнил Мышкина. – Можно сказать, почти крепостной.

– …Посадят в мое кресло двадцатилетнюю дуру!.. Без мозгов, без соображения, без лифчика и без трусов!.. Можно работать в такой обстановке?

– Да уж! – вынужден был признать Демидов. – В такой обстановке работать невозможно…

– Я и говорю!

– Попробую еще раз с хозяевами, – пообещал главврач.

– Не надо! – с горечью возразила Эсмеральда. – Вшё равно без толку. Плевать они на вас хотели. Они себе бижнес делают. Им все равно, чем жаниматься – прежервативами торговать или ждоровьем!

Секретарь-референт председателя комитета по здравоохранению, который врачи для удобства продолжали называть горздравом, Мирра Герцевна носила редкую фамилию Периклес. Она когда-то была главврачом огромной территориальной больницы в Московском районе. Дело свое поставила на высшем уровне, переманивала к себе лучших специалистов не только Питера, но и Москвы. Несколько лет обивала пороги Ленгорисполкома и добилась, чтобы город построил специальный многоквартирный дом для ее врачей и медсестер – это было самое большое богатство в те времена.

В годы напастей – перестройки, демократии и свободы – Мирра Герцевна и ее муж перестроиться, демократизироваться и освободиться не сумели. Скоро обнаружили, что находятся в огромном сумасшедшем доме под названием «Российская Федерация». Только без психиатров. А город с названием Санкт-Петербург супруги Периклес стали воспринимать как бешено мчавшийся поезд под управлением безумного машиниста.

И тогда Мирра Герцевна и Соломон Аронович Периклес поняли, что пора прыгать с этого поезда на ходу. Спасаться решили на исторической родине.

Их поселили в Хайфе. Квартирка досталась в опасном секторе Газа, плохонькая – типичная хрущевка, но жить можно, а минимальная израильская пенсия оказалась на порядок больше, чем в России. И хотя непонятная для свежих иммигрантов абсорбция, то есть очищение от своего прошлого и врастание в новую жизнь, прошла для них быстро и хорошо, угнетала постоянная готовность государства к войне и ее непрерывное ожидание. Ощущение, что смерть дышит в затылок совсем рядом и везде, – за ближайшим углом, в автобусе, в кафе, в магазине, в школе или просто на любой улице, бывало невыносимым. Особенно трудно абсорбировались советские репатрианты. В «империи зла» личную безопасность и уверенность в завтрашнем дне, перспективу жизни им гарантировало государство, и гарантии эти были естественными, как воздух, который человек не замечает, пока нормально дышит. И вспоминает о нем лишь тогда, когда воздуха вдруг не хватает и смерть от удушья совсем рядом.

Вдобавок оказалось, что в Израиле слишком много евреев. Такое открытие сильно раздражало большинство выходцев из России. В свою очередь, коренные жители Израиля считали русских евреев людьми второго сорта и сплошь, почти без исключения, идиотами.

Однако самая большая неприятность пришла в семью Периклес совсем с другой стороны. Первые же весенние ветры принесли из пустыни Негев туманы тончайшей известняковой пыли. Вездесущая взвесь, к которой большинство населения Израиль за пятьдесят с лишним лет привыкло, неожиданно подействовала на мужа Мирры Герцевны: он стал быстро и необратимо слепнуть.

Через полтора года они вернулись. Для мужа резкие перемены жизни оказались роковыми. Два десятилетия непрерывного стресса – что в России, что в Израиле – разбудили чудовище: у мужа обнаружили рак печени. Но слишком поздно. Болезнь развивалась скоропостижно, Соломон Аронович сгорел в две недели.

Овдовев, Мирра Герцевна пошла работать. Израильскую пенсию она потеряла. Путинско-медведевской хватало на три недели жизни, да и то если не платить за квартиру. А квартплата в Петербурге сжирала половину пенсионной подачки.

Устроилась быстро – в городе Мирру Герцевну хорошо помнили. Перед ней прошло несколько начальников горздрава. Но самым колоритным оказался нынешний – Ефим Евсеевич Беленький.