Год белой кометы - [41]

— Ну… Так живет большинство людей, — возразил Лев Юлианович.

— Так можно жить! Но не в этой должности, — с нажимом сказал Кирилов, — так может жить рабочий с завода, какой-нибудь мелкий чиновник, но не хозяин такого телескопа, как наш! Такой телескоп надо любить. Надо, чтобы он был главным звеном в жизни, частью души. Кто же, как не один из нас на это способен, — немного помолчав, он добавил, — ну, а мне быть здесь сам Бог велел, ты знаешь…

— Ладно, понял, — Лев Юлианыч поставил на поднос пустую чашку и спросил: — А как дела с новой аппаратурой?

— Пока ничего, можешь попробовать ее работу на стенде. Мне бы хотелось, чтобы вы вместе с Павленко и Селюковой как-нибудь попробовали одновременную работу сразу трех каналов. Любопытно, как вам это понравится? Но они подъедут позже, а ты пока можешь поупражняться. Осваивайся.

— Не знаю, не знаю, что из всего этого получится. В целом, мое отношение к этим приготовлениям весьма скептическое. Попробую, конечно, но задач для этой аппаратуры лично у меня на сегодня нет.

— Пока нет. Глядишь, появятся… И потом, в фотометрии специалиста сильнее тебя у нас не имеется. Кто же еще оценит характеристики фотометра!

Кирилов встал с кресла и протянул руку Лонцу.

— Завтра поднимайся на гору, я тоже там буду. А пока- вынужден проститься. У меня сегодня прием сотрудников.

19

Гривцов и Сосновский уже несколько часов возились у прибора, пытаясь настроить изображение испытательной таблицы на экране видеомонитора, но картинка нужного качества так и не получилась. Сосновский устало положил на колени руки и откинулся на спинку стула, уже рассохшегося и изрядно расшатанного, грозившего в любую минуту уронить своего седока.

— Что-то здесь, знаешь ли, нечисто с подвижками, не могу понять, почему уходит фокус. Что скажешь, Сергей Кузьмич?

Гривцов поднял голову от раскрытого кожуха фотометра и тихо ответил: — Чего тут непонятного? Я тебе, Василий Иванович, еще вчера говорил, что две направляющие сделаны с браком. Плохо сделаны, кое-как. Сейчас я тебе могу даже сказать, на сколько «пролетели» шлифовщики у Нагаева.

— И что делать-то будем? Повезем назад?

— Не думаю, что это будет лучшее решение. Здесь, на станции есть свой станок, попробуем исправить.

— Кузьмич, ты ведь лучше меня знаешь, что это весьма тонкая работа. Если у нас не справились, справятся ли здесь?

— Справятся. Я помогу выставить эти детальки на станке, а дальше все будет совсем несложно. Я здешнего станочника знаю, руки у него хорошие.

— Ну смотри, смотри… Черт… опять придется все разбирать и собирать. Время уходит.

Сосновский встал и направился к стенду, когда дверь открылась и вошли Лонц с Кириловым. Сосновский повернулся на звук шагов и, увидев Льва Юлиановича, нахмурился.

— Ну вот и Лев пожаловал. А мы все еще возимся.

— Появились проблемы? — встревожился Кирилов.

— Проблема. Не то чтобы очень сложная, но довольно муторная, — опять вполголоса произнес Гривцов, — сейчас покажу.

Он подошел к стенду и, не торопясь, негромко объяснил суть выявленной неприятности. На несколько секунд воцарилась тишина. Молчание нарушил Кирилов.

— Сколько времени может понадобиться?

— День разборка, день перешлифовка, еще день сборка и, часов…ну пять-шесть, юстировка. В общем, четыре дня.

— Да, зря я поторопился с приездом, — огорченно проронил Лонц.

— Как сказать, — ответил Сосновский, — пока мы будем заниматься этим узлом, ты можешь посидеть за компьютером. Электронная часть прибора и программа работают пока без замечаний. Пройдешься по всем веточкам программы, посмотришь все меню, проверишь как и что они включают. Знаешь ли, навыки пригодятся.

— А что, есть резон! — Кирилов повернулся ко Льву Юлиановичу и вдруг почувствовал, что от тупой боли, внезапно возникшей в левом боку, перехватило дыхание. Комната стала неестественно светлой, а пол как будто поплыл под ногами…

Гривцов первым заметил, как побледнел и покачнулся Кирилов, бросился к нему и подхватил под руки.

— Максим, что с тобой?

Максим Петрович что-то прошептал и закрыл глаза. Его усадили на единственное стоящее в комнате кресло и расстегнули воротник.

— Воды, быстро!

Сосновский схватил стоявшую на столе кружку, бросился в коридор и через минуту появился снова. Вслед за ним вбежал Круглов, еще два человека из дневной смены. Кто-то подал таблетку валидола. Кирилов положил ее под язык и по мере того, как она таяла во рту чувствовал что боль постепенно утихает. Через пару минут он снова стал различать лица склонившихся над ним людей. Стоявший рядом Гривцов увидев, что глаза Кирилова открылись снова, облегченно вздохнул.

— Отпустило? Как ты, Максим?

— Жив пока… — слабо улыбнулся Максим Петрович, — ничего, не впервой…

— Ты давай-ка вниз, домой, и ложись. И обязательно покажись врачу, — сердито проговорил Сергей Кузьмич, — Ты которые сутки туда-сюда катаешься? Что ты вообще тут крутишься, незаменимым себя вообразил, что ли?

— Ладно, ладно Кузьмич, не бурчи. Я, пожалуй, и правда поеду. Спустишься шлифовать железки, заходи в гости. Только Серафиме Ивановне не ябедничай, хорошо?

Галина находилась в процедурной, когда Володя позвонил ей с горы и сообщил о случившемся. Она быстро нашла врача, приготовила тонометр для измерения давления крови и шприцы. Машина с Кириловым подошла к административному корпусу, Галина увидела, что Максим Петрович вышел из нее сам, без какой-либо помощи, и не спеша направился к зданию. Она вышла к нему навстречу вместе с врачом, и Кирилов, увидев, что его встречают двое в белых халатах, остановился и вопросительно посмотрел на них.