Год багульника. Тринадцатая луна - [29]

Она кивнула.

— Вот и хорошо, ну а пока отдыхай. Я ненадолго тебя оставлю — у меня есть дела в городе.

Еще раз удостоверившись, что жизни Моав не грозит опасность, он ушел. Эльфа без сил опустилась на подушки и тут же уснула — слишком мало времени прошло с тех пор, как северный ветер выпил ее кровь…

Сон прервал настойчивый стук в дверь — хозяйка принесла парное молоко. Сделав пару глотков, Моав приободрилась. Теперь она с интересом смотрела на суетящуюся подле нее женщину. Как-то сам собой разговор перешел на Сигарта.

— Господин хэур просил принести самое свежее… — сказала женщина, любовно опуская кувшинчик с остатками молока на стол. — Заботится он о вас — вы как спали, так он все у постельки вашей сидел, глаз не сомкнул. А уж красавец-то какой — ну просто огонь! Глаза — что туча грозовая, а голос мягкий, как бархат — слово скажет, аж дрожь пробирает!..

Моав в недоумении отняла от губ стакан с молоком, но следующие слова хозяйки все прояснили.

— Ну и везучая же вы! — неожиданно заметила она, и в ее голосе слышалась явная зависть. — Уж больно руки у этих рысей мягкие да жаркие! Я тоже, как молодая была, знавала одного… Ох и горячий был, не чета моему благоверному! А как ушел с утречка, так и поминай как звали… Вот, думаю, хоть бы еще разок какая рысь согрела старые кости, тогда уже и помирать не жалко.

Моав скривилась — откровенность бывшей красотки была ей не по душе. Но та мало обращала внимания — присутствие Сигарта взволновало ее намного больше, чем стихший в одну ночь ураган. Блестящие черные глаза смерили фигурку эльфы оценивающим взглядом.

— Одного я только не могу взять в толк — и как это он кости вам не переломал? Вон ведь вы какая звонкая!

Бледное лицо эльфы залило краской — не то от смущения, не то от гнева.

— Мы просто попутчики! — возмущенно воскликнула она. — Идем вместе к горам…

Женщина рассмеялась, небрежно махнув белой пухлой рукой.

— Да знаю я таких попутчиков — как огонь с соломой. Чуть ветерок подул — и фьють! — пламя аж до неба! Да ты не боись, не отобью я твоего ясного сокола — разве что пару перышек из крыла выдерну. Он ведь теперь передо мной в долгу как-никак…

По-видимому, решив не вникать во все тонкости человеко-рысьих отношений, эльфа насупилась и снова принялась за молоко. От дальнейших рассказов любвеобильной красотки ее спасло возвращение Сигарта. Увидев смущенное лицо эльфы, он грозно взглянул на хлопотавшую хозяйку и молча кивнул на дверь. Та неохотно покинула комнату, покачивая крутыми бедрами и с обожанием глядя на хэура. Как только дверь захлопнулась, Сигарт подошел и опасливо сел на край кровати: видно было, что роль сиделки для него внове.

— Тебе лучше?

— Намного! Думаю, завтра мы можем двинуться в путь. Хорошо, что мне попался попутчик, владеющий тайнами врачевания, — сказала эльфа, и ее голос потеплел.

Сигарт же, наоборот, стал мрачным, как небо перед градом.

— В Сиэлл-Ахэль говорят, исцелять раны может лишь тот, кто сам их наносит, — глухо ответил он.

Больная потянулась и тонкими пальцами взяла его лежащую на простыне руку.

— У тебя рука, как у эльфа, — странно сказала она, рассматривая ладонь Сигарта, — разве чуть побольше…

Исподлобья глянув на Моав, он осторожно, но твердо высвободил кисть из ее руки и, еще раз посоветовав набираться сил, направился к двери.

— Там, кстати, хозяйка про тебя говорила, — крикнула ему вдогонку эльфа, — ты ей вроде должен…

— Да знаю-знаю, как-нибудь сочтемся, — недовольно пробурчал хэур и вышел из комнаты.

Вечером Моав окрепла настолько, что смогла выйти погулять. В непривычном безветрии воздух казался особенно душистым — пьянящее дыхание весны чувствовалось в каждом движении, аромат влажной земли был полон тайного ожидания. На постоялый двор эльфа вернулась спокойной и умиротворенной. Единственное, что немного волновало ее — долгое отсутствие Сигарта: уже полночь, а он все не появлялся. Подождав немного, Моав легла спать в одиночестве. Она все ворочалась в теплой постели, как до нее донесся странный звук, будто совсем рядом вздохнули. Она замерла и прислушалась — звук шел из-за стены, смежной с каморкой хозяйки… Затаив дыхание, эльфа встала с постели и на цыпочках подкралась вплотную к стене — звук повторился, на этот раз немного громче. Теперь в нем можно было разобрать странный тихий смех, похожий на воркование лесного голубя, и обрывки торопливых слов. Бледные щеки Моав вспыхнули — вслед за этими звуками из-за стены послышалось знакомое рычащее дыхание хэура. Эльфа тихо вернулась в постель и накрылась с головой. Но вдруг рывком села на кровати, злобно отбросив одеяло: бледное лицо пылало, плечи судорожно вздымались, бескровные губы дрожали. По-детски всхлипнув, Моав повалилась лицом в подушку и зарыдала…

Утром ее разбудил бодрый голос Сигарта, безжалостно распахнувшего ставни:

— Подъем! Солнце уже высоко, завтрак подан, погода — лучше не бывает!

Щурясь от яркого света, Моав приподнялась на кровати. Их взгляды с хэуром встретились — она поспешно отвела глаза. К счастью, Сигарт не заметил странного поведения, а если и заметил, то не придал значения… Когда она вышла на завтрак, он сидел за столом, уплетая за четверых; вокруг него порхала разрумянившаяся хозяйка, то и дело подкладывая добавку.