Год багульника. Летняя луна - [12]

— Ну и что? — не понял Сигарт.

— А то, что нет металла ценнее серебра.

— Ах да — эльфийские рудники… — понимающе кивнул он. — Ну ясное дело: без них ведь вам никуда.

— Да нет, дело не в рудниках, а в самом металле! — с жаром возразила Моав. — Серебро возникает, когда лунные лучи попадают в воду: они растворяются там, как соль, потом вода уходит в землю, а свет луны остается, оседая в ней. Вот почему эльфы так ценят этот металл — ведь это подарок самой Эллар!

Она говорила с таким серьезным выражением лица, что хэур невольно улыбнулся.

— Ты такая смешная.

— Почему?

— Потому что во все веришь… — проговорил он, одновременно развязывая ленты на ее сорочке.

Моав вздрогнула и положила свою руку на его.

— Сигарт, что ты делаешь! Ифли ведь может увидеть нас…

Хэур нагнулся, с жадностью поцеловал ее в шею.

— Не увидит — я сказал этому зеленому скелету, чтобы он на сегодня поискал себе другое место для ночлега, если хочет остаться с головой. Так что до рассвета его будет не видно и не слышно.

— Ну, зачем ты так с ним поступил! — сокрушенно воскликнула Моав. — Он ведь наш друг!

— Правильно, а ты — моя кейнара, — ответил хэур, стягивая с нее сорочку, — и должна меня слушаться.

Она строптиво вскинула голову.

— Иначе ты прогонишь меня, как Ифли?

— Иначе я буду любить тебя до тех пор, пока у тебя не закончатся силы сопротивляться, — прошептал Сигарт, одним хищным движением подминая под себя тело эльфы.

Казалось, его могучая хватка сейчас задушит маленькую веллару, но не было этой ночью объятий мягче и нежнее, чем объятья Сигарта Окуня — воина Серой цитадели, познавшего любовь накануне Великой битвы… Удобно устроившись в его руках, Моав как будто нехотя покусывала его гладкое плечо, но это притворное равнодушие не могло обмануть Сигарта — губы эльфы уже раскрылись, как нежный цветок, с них срывались тихие стоны любви. Где-то далеко на востоке уже начинало сереть небо — летние ночи коротки…

Утро было ленивым и полным неги. Ифли все еще не появлялся, а это значило, что любовники могли еще немного побыть вместе. Хотя оба проснулись уже давно, вставать ни он, ни она не спешили. Сигарт осторожно расчесывал пальцами белые волосы эльфы, а она смеялась и снова их запутывала. В конце концов, хэур сдался и, оставив в покое ее прическу, улегся рядом с ней. Неожиданно его локоть уперся в какой-то твердый предмет — в следующее мгновение раздался хруст. Сигарт убрал руку и посмотрел — на подстилке лежал расколотый напополам медальон-бабочка: он свесился с шеи Моав, и хэур, не заметив, раздавил его.

— Прости, я, кажется, сломал твое украшение…

Моав расстроено посмотрела на то, что осталось от бабочки, ее лицо погрустнело.

— Мне подарила его моя мать…

— Что ж, придется ей подарить еще одно.

— В последний раз я видела ее, когда была маленькой, — тихо проговорила эльфа.

Сигарт совсем упал духом.

— Прости, мне правда очень жаль — я не знал, что твоя мать умерла…

— Она не умерла, — еще тише прошептала Моав. — То есть… — ее голос прервался, — она просто ушла однажды; взяла и ушла из города. И больше никто ее не видел. Мы с братом тогда совсем маленькими были… Я много раз спрашивала отца, что с ней случилось, но он каждый раз уходил от ответа, и в его глазах появлялась такая грусть, что я перестала спрашивать.

Она умолкла, едва слышно всхлипнув носом. Несколько мгновений оба сидели молча. Сигарт не знал, что сказать. Он сокрушенно взял отломанное крылышко — в его грубых руках оно выглядело особенно жалким.

— Какое тоненькое… Как жаль, что оно такое хрупкое — вот пришел такой увалень, как я, да и сломал ненароком.

Моав печально взглянула на второй обломок медальона.

— Возможно, в этой хрупкости и заключена ее прелесть: она не сможет быть с тобой всегда, первое же неловкое движение уничтожит ее красоту. Ведь красота кажется более очаровательной, когда она так уязвима…

Сигарт со вздохом притянул ее к себе.

— Это точно!

Эльфа высвободилась из его объятий, села и потянулась к своей сумке. Через мгновение из ее недр появился тонкий кожаный шнурок. Сигарт удивленно наблюдал, как Моав отстегивает конец цепочки от одного из крылышек, а вместо нее продевает шнурок. Соединив его концы, она ловко связала их узелком: новый медальон был готов — теперь их было два, из одного крыла каждый.

— Вот, возьми — это подарок, — сказала она, протягивая подвеску Сигарту.

— Это мне?

— Тебе, тебе — мы ведь теперь с тобой и впрямь как два крыла! Ну-ка, наклони свою рысью голову.

Он послушно склонился, маленькие ручки эльфы быстро надели ему на шею медальон. Сигарт недоверчиво повертел его в пальцах, затем спрятал под ворот.

— Мне еще никто никогда не делал таких подарков, — усмехнулся он.

Моав рассмеялась веселым смехом — таким легким, утренним — и надела себе на шею второй медальон.

— Это потому что ты не эльф — в Рас-Сильване принято дарить друг другу все подряд. У меня вот почти все вещи дареные! Ну ничего, теперь и у тебя есть первый подарок…

— Спасибо, — тихо отозвался хэур.

Полежав еще немного, они, наконец, поднялись и приготовили завтрак. Ифли так и не появился. Немного подождав после завтрака, они решили, что он нагонит их по дороге, и двинулись в путь. Но сильф так и не показался ни через час, ни через два. Уже был вечер, а от него не было ни слуху ни духу. Моав начала дуться на хэура — это он прогнал Ифли! Да Сигарт и сам чувствовал себя неловко — он ведь даже не грубил ему, просто попросил оставить их на время вдвоем… Наконец, уже затемно, сильф явился — как обычно, безо всякого предупреждения. Моав, как раз нарезавшая капусту на ужин, подбежала к нему.