Год багульника. Кровавая луна - [8]

Сигарт сбросил его руку и резко отвернулся. Барет махнул рукой.

— Эээ, да что уж там говорить!.. Все равно, что ни делается, все к лучшему — вот, что я думаю!

Он сделал задумчивое лицо, затем оживился.

— А тебе киснуть негоже! Я на днях попробую испросить для тебя пропуск к хэурит — страшненькие, конечно, зато есть хоть за что подержаться.

Он закатился похабным хохотом. Сигарт решительным жестом накинул куртку.

— Ты прости, мне там надо поговорить на складе по поводу оружия, — сказал он, давая понять, что разговор окончен. — Сам понимаешь…

— Да уж, понимаю, понимаю, — ехидно усмехнулся Барет. — А по поводу хэурит ты, все ж таки подумай — я сообщу, если что-то выгорит.

— Я подумаю, — холодно отозвался Сигарт и вышел на улицу.

Прямо перед ним вдруг прошмыгнуло что-то серое, отдаленно похожее на хэура, только поменьше. Сигарт даже не разглядел его лица — успел лишь заметить, что ростом он намного ниже воинов из его стаи, да и худее вполовину. «Наверное, рысь-подросток, — подумал он. — Интересно послушать, о чем старшие говорят, вот и вертится у бараков, пока по шее не получит». Поднявшееся было раздражение остыло, Сигарт улыбнулся. Он ведь и сам когда-то был таким же — малым и любопытным; сколько тумаков за это получал!..

Все еще улыбаясь, он зашагал к складам, однако его хорошее настроение вскоре пропало. Не успел он пройти и двух десятков шагов, как ему довелось стать свидетелем неприятной картины. Мимо бараков размашистой поступью шагал крупный хэур, в его руке были зажаты три кожаных поводка, на конце каждого из них было по рысенку. Размером с енота, они были пушистыми и слегка несуразными. «Этим летом, наверное, родились, — подумал Сигарт. — Теперь ведут в барак для молодняка, учить будут…». Однако сами рысята, похоже, были не в восторге от такой перспективы — они мяукали, упирались толстыми лапками, тянули назад, пытаясь снять через голову душащие ошейники так, что те налазили им едва ли не на уши. «И куда таких от мамки забирать, слабенькие же еще совсем», — продолжал рассуждать Сигарт, глядя на несчастных зверьков. Сам он почти ничего не помнил из своего детства — осознанность пришла к нему лишь с умением принимать второе обличье, но вид этих рысят отозвался в душе странным ощущением почти физической боли. Наверное ж, и его когда-то вот так тащили… Все существо Сигарта наполнилось невыносимой жалостью к этим малышам — они выглядели такими напуганными! Особенно настойчиво сопротивлялся один из рысят, серый, с черными пятнышками на спине. Он злобно фырчал, взрывал лапами землю, но идти отказывался. Неожиданно для себя самого Сигарт проникся симпатией к упрямому детенышу. Тем временем ведущего его хэура это непослушание, похоже, начало раздражать. Он с силой подтянул к себе буяна и зло пнул сапогом в живот.

— Иди давай, не кобенься!

Малыш взвизгнул от боли, отлетел в сторону, насколько позволял кожаный шнурок, но снова вскочил и заартачился пуще прежнего. Наконец, ему удалось свершить задуманное — ошейник скользнул по серой шерсти и слетел. Почувствовав свободу, рысенок со всех ног кинулся наутек, точно оживший меховой шар. Сердце Сигарта радостно заколотилось — он всей душой болел за беглеца, хотя и понимал, что далеко тому не уйти. Хэур с поводками выругался, привязал оставшихся двух детенышей к перилам барака и бросился догонять непокорного. Вздохнув, Сигарт пошел дальше, провожаемый четырьмя круглыми от ужаса глазами.

***

Несколько дней от Барета не было ни слуху ни духу — возможно, дело с хэурит оказалось не таким уж и простым. Сигарт и забыл о его обещании, как он, наконец, появился. Правда, на этот раз совсем с другими новостями.

Было раннее утро выходного дня — каждое новолуние хэурам причитался день отдыха. Сигарт спал, распластавшись на животе и накрывшись рукой от света, падающего из окна. Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Барет. Сигарт, не просыпаясь, перевернулся и прикрылся рукой еще больше.

— Эй, Окунище, вставай! — возгласил росх-хэур, рывком сдергивая с него жилет, выполнявший роль одеяла.

Сигарт недовольно потянулся.

— В чем дело?

Барет ухватил его обеими руками за плечи и поднял с пола, точно котенка.

— Вставай, говорю, а то все пропустишь! Сегодня, между прочим, самый важный день в твоей жизни!

— Я думал, он был много лет назад — когда я родился, — пробурчал Сигарт, пытаясь улечься обратно.

— То все было несерьезно — настоящее твое рождение состоится сегодня, фринн Сигарт! Твои стаи ждут тебя на площади!

Сигарт открыл глаза и оторопело взглянул на друга — он-то и забыл, что ему теперь надлежит принять командование кланом, как фринну. Похоже, что этот великий день, наконец, настал… Барет торопливо отряхнул его одежду от приставших к ней соломинок и потащил его к двери.

Перед замком на площади вышколенным, разбитым по стаям строем стояли хэуры — ровно двести сорок. Холодный ветер развивал спутанные волосы, теребил мех на жилетах; редкие крупные снежинки оседали на них, точно на волчьих спинах. Затаив дыхание, воины Сиэлл-Ахэль смотрели, как их будущий командир проходит через плац. В гробовой тишине торжественно была вынесена Книга темных путей, двое росх-хэуров привели Сигарта к присяге. Положив руку на потемневший от времени свиток, он поклялся использовать данную ему власть в интересах Риана и, если понадобиться, умереть за них без раздумий. Поклялся по капле отдать свою кровь за победу над силами тьмы, а если силы окажутся неравными — вступить в безнадежный бой и умереть, как подобает истинному сыну Хэур-Тала. Холодно и твердо падали в тишине торжественные слова, белый снег точно припечатывал их к потемневшей мостовой. Наконец, Сигарт убрал руку и медленно поднял глаза — двести сорок пар таких же рысьих глаз, не отрываясь, смотрели в его лицо. Необычайный трепет охватил Сигарта — в эту минуту он и впрямь готов был умереть за честь Серой цитадели! Его мысли вновь стали ясными и чистыми, как снег на Ненастном перевале — в них больше не было места ни для погибшей веллары, ни для сомнений… Смело и прямо взглянул он на своих воинов, медленно обвел глазами строй, и многие лица невольно опустились под этим взглядом — серым и острым, точно стальной клинок.