Год активного солнца - [55]

Ему не хотелось, чтобы старый металлург совсем оставил завод.

Директор в знак согласия закивал головой.

Элизбар горько улыбнулся. Нет, он не считал унизительным быть начальником центральной лаборатории, эта должность ничем не уступала его прежней, но его душа никогда не лежала к лаборатории. Для Элизбара Хундадзе переход из мартеновского цеха в лабораторию означал то же самое, что для солдата отправка с передовой в обоз.

— Я все взвесил и окончательно решил уйти с завода, я уже свыкся с этой мыслью. И теперь не хочу снова думать об этом и ломать себе голову; очень прошу вас оформить приказ.

Иорам Рухадзе сидел тихо, не говоря ни слова. Молчал и главный инженер.

— Кого советуешь назначить начальником цеха? — наконец нарушил молчание директор завода.

— Левана Хидашели, — коротко ответил Элизбар.

Главный инженер одобрительно улыбнулся, и тогда Иорам Рухадзе протянул ему газету. Михаил прочитал объявление, обведенное красным карандашом. С удивлением посмотрел на директора.

— Как? Хидашели защищает диссертацию?

— Выходит, что да.

Элизбар Хундадзе взял газету у главного инженера и с досадой пожал плечами.

— Интересно, останется ли он на заводе после защиты? — спросил директор.

— Ничего не могу сказать!

Михаил Георгадзе вытер лоб и неприятно поморщился.

«Неужели он сбежит с завода?»

— Поговори с ним, раз Элизбар окончательно решил уйти. Медлить с этим делом не стоит, — обратился директор завода к Михаилу Георгадзе.

Главный инженер вернулся к себе и вызвал Хидашели.

— Ты, оказывается, диссертацию защищаешь? Поздравляю!

Тонкий слух Левана Хидашели четко уловил в тоне главного инженера и насмешку, и гнев.

— Благодарю, Михаил Владимирович, — тихо ответил Леван.

— Наверное, перейдешь в институт, не так ли? — Главный инженер прищурил один глаз и испытующе посмотрел на Левана.

— Нет, я не думаю уходить с завода, и в мыслях у меня такого не было.

— Тогда к чему тебе эта диссертация?

— Теоретики смотрят на нас, людей производства, сверху вниз. Я хочу доказать, что защита диссертации и для нас вполне возможное дело. О переходе в институт и не думал. Это не мое дело. Если бы я хотел остаться на кафедре, я мог бы сделать это намного раньше.

Угрюмое лицо Георгадзе просияло. Он ласково оглядел начальника смены и перешел прямо к делу:

— Элизбар Хундадзе уходит на пенсию. Хотим начальником мартеновского цеха назначить тебя.

— Большое спасибо за доверие! — спокойно сказал Леван, но внутри у него все дрогнуло от волнения.

— Надеемся, что ты хорошо поведешь работу. Цех нуждается в таком огневом парне, как ты. Не торопись, впереди еще пять-шесть дней. Все продумай, приготовься и прими цех. А теперь ты свободен.

Леван Хидашели еще раз поблагодарил и вышел. После временных неприятностей он снова оказался на коне. К нему опять возвращалась вера в свои силы. Он знал, что рано или поздно станет начальником мартеновского цеха, но не думал, что это произойдет сейчас, перед защитой диссертации. Герой Социалистического Труда и начальник мартеновского цеха — эти два титула могли дать основание приравнять его диссертацию к докторской. Заранее представил, какую сенсацию вызовет эта весть, и уже радовался. Леван вернулся в цех, улыбаясь, не скрывая своего торжества.

3

В день прощания с заводом Элизбар Хундадзе выглядел совершенно спокойным. Леван понял, что начальник мартеновского цеха давно все продумал и пережил. Завод тепло проводил Элизбара. Его благодарили, представили к ордену. Но никто не мог понять, радовался всему этому Элизбар или нет. Он не собирался оставаться в Рустави. Он просто не мог каждый день видеть завод, двери которого навсегда закрылись для него. Он решил уехать в деревню.

Леван пристально поглядел на Хундадзе.

— Элизбар Иванович! — начал он спокойно. — Вы так любите металлургию, почему не посоветовали своим сыновьям идти вашей дорогой?

— Посоветовать человеку можно разное, кроме одного — быть металлургом. Если человек не любит металлургию, завод для него станет адом… Кажется, я все тебе передал? Хотя… — Он достал из сейфа блестящий слиток, долго на него смотрел, на лице заиграла слабая улыбка. — Это отлито из первой стали, сваренной нашим цехом. Тогда я был мастером у этой печи. Если не обидишься, я возьму это себе! — сказал он Левану.

— Что вы, Элизбар Иванович, конечно, берите!

Элизбар приложил к стальному слитку еще две папки, взял их под мышку и постарался уйти из цеха незаметно.

Хидашели предложил машину, но Элизбар отказался наотрез.

Секретарша проводила своего бывшего начальника до лестницы. Элизбар и с ней попрощался сдержанно. Медленно спустился по ступенькам.

Леван остался в кабинете один. Подошел к окну. Внизу показался Элизбар. Он, не оглядываясь, уходил по асфальтированной дороге.

Леван стоял у окна до тех пор, пока согнутая фигура Элизбара не скрылась из глаз.

— Нет, я так не уйду с завода! — тихо сказал он. Подошел к столу и нажал кнопку. Дверь открыла секретарша. На ее глазах блестели слезы.

4

Миндадзе никому не говорили о неприятностях между Маринэ и Леваном. Знакомым и друзьям объяснили, что их зять по горло занят диссертацией и не имеет ни минуты свободного времени — день защиты и вправду приближался. У Платона в глубине души еще теплилась надежда. Может быть, думал он, все еще обойдется. Он уже собирался съездить в Рустави и в последний раз поговорить с зятем, но в один прекрасный день Леван Хидашели сам открыл дверь дома Миндадзе.