Год активного солнца - [11]

Когда я сообщил дома о своем решении, мать так закричала, что все соседи мигом сбежались к нам.

— Ты с ума сошел, — причитала она, — ты же совсем мальчик, не выдержишь…

— Замолчи сейчас же, женщина, не дури, — разозлился отец. И на эту тему мы больше в тот день не разговаривали.

А утром, только я проснулся, отец подсел ко мне.

— Твое решение окончательное?

— Окончательное.

— Ты хорошо все обдумал и взвесил?

— Хорошо, — отрезал я.

— А что ты на меня злишься?

— Когда я на тебя злился?

— Почему ж так холодно и коротко отвечаешь? — Отец помолчал, потом встал и пошел к двери.

Я провожал его глазами. Вдруг он резко остановился, обернулся и сказал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Но раз ты окончательно решил стать металлургом, то о другой специальности не думай. Не слушай разную болтовню. Свое дело ты должен полюбить по-настоящему. Металлургия — это очень тяжелая работа и трудная наука. Неуравновешенный, легкомысленный человек не может стать дельным мастером.

Отец ушел. А вечером кто-то из приятелей опять задал мне вопрос, волновавший в те дни нас всех:

— Ты решил наконец, куда идешь?

— Да, на факультет металлургии, — ответил я не задумываясь.

— На металлургический? — стремительно обернулся Хидашели.

— Да, да, — подтвердил я и испытующе посмотрел на Левана.

— Значит, и дальше будем учиться вместе, — сказал он и достал из кармана сигареты.

Мы долго гуляли в тот вечер. Хидашели курил и молчал, точно воды набрал в рот. Когда все уже стали расходиться, он подошел ко мне и тихо сказал:

— Давай оторвемся, есть дело.

Мы подождали, пока ребята распрощались, и зашагали по Руставели обратно.

— Может, зайдем куда-нибудь? — И Леван, не дождавшись моего согласия, направился к ресторану «Интурист».

Мне было стыдно сознаться, что в карманах у меня пусто, и я неохотно шел за ним. В ярко освещенном зале немножко растерялся. Честно говоря, в ресторан я попал впервые, а по Левану было заметно, что здесь он не новичок: выбирая удобный столик, подозвал официанта, предложил мне сигарету, хотя хорошо знал, что я не курю, и я взял ее и очень быстро пожалел об этом. В ту минуту я как будто играл роль какого-то другого человека.

— Что прикажете? — небрежно спросил подошедший официант. Очевидно, мы не произвели на него впечатления. Уж очень были зелены.

— А что у вас хорошего? — Леван, надо отдать ему должное, разговаривал как завсегдатай.

— Чего пожелаете, то и дадим, — так же небрежно процедил официант. Но Леван перечислил столько, что официант сразу оживился и заговорил уважительно: — А из кухни чего пожелаете?

— Вырезка есть?

— Для вас будет.

— Давай, давай, только вырезку не пережарь, и гранатов побольше.

— А вино какое прикажете подать? — уже подобострастно склонился официант.

— Как тебя зовут?

— Габриэль…

— Вот что, Габриэль, принеси пока две бутылки «Гурджаани»; но смотри, чтобы вино было холодным.

— Слушаюсь. — И он ушел.

— Знаешь, я очень обрадовался, когда узнал, что ты выбрал металлургический. Вместе будем учиться, вместе будем работать. Очень хорошо… — Вдруг Леван с кем-то поздоровался за соседним столом и вскочил: — На минуту оставлю тебя, не скучай!

Леван отошел. Я следил за ним. Неподалеку какие-то пожилые люди соединили два стола. Их было восемь человек. У меня в то время была дурацкая привычка все считать. Я не мог объяснить, почему и зачем я это делал. И тогда я взял и сосчитал их. Еще я сосчитал, сколько было в ресторане столов, а в оркестре музыкантов. Я помню все, как будто это было вчера. В зале висели три люстры, и на каждой горело по тридцать лампочек, но это я, кажется, сосчитал в другой раз.

Итак, я стал разглядывать этих восьмерых. Особенно выделялся один толстяк, одетый в просторный белый китель. Он обнял Левана и что-то рассказывал о нем своим товарищам. Все остальные, улыбаясь, глядели на него. Потом этот жирный человек предложил Левану стакан вина. Хидашели поднял стакан и произнес довольно длинный тост, стоя при этом навытяжку, как по команде «смирно».

Я ничего не мог расслышать из того, что он говорил. Было очень шумно. Время от времени они все смеялись и кивали головами.

Толстяк похлопывал Левана по спине и все повторял своим собеседникам что-то вроде: «Вот видите, я же вам говорил, что это за парень!» Леван выпил до дна. Кто-то протянул ему шашлык. Он поблагодарил и попытался уйти. Но толстяк пододвинул стул и настоятельно потянул его за рукав. Тогда Леван показал на меня, и толстяк посмотрел в мою сторону. Я отвернулся, зная, что они могут сказать Левану: «Приведи своего товарища», а мне совсем не хотелось идти к этим людям.

Официант принес закуску, и я уже начал подсчитывать, сколько может стоить угощение. Тогда мой бюджет состоял из денег на транспорт и кино, а стоимость этого ужина представлялась мне астрономической цифрой. Мне даже казалось невероятным — столько платить за еду…

— Извини, ради бога, что так долго заставил тебя ждать. Разговор получился длинный.

— Кто они такие? — спросил я.

— Знакомые… Бери осетрину.

Леван разлил вино.

— За наше здоровье, — сказал он.

— За наше здоровье! — повторил я.

После четвертого бокала я, непривычный к вину, развеселился, мне стало приятно сидеть в ресторане. И смелость откуда-то появилась. Я расправил плечи, оглядел зал. Почему-то мне очень хотелось увидеть кого-нибудь из знакомых, хотелось, чтобы и меня заметили и поняли, что я уже не мальчик и могу запросто ходить по ресторанам.