Гоблины в России - [45]
А шаманка повела крутым эскимосским бедром, да и говорит:
— Ну, чего рты разинули. Мурашки еще не скоро вернутся, я их далёко послала. Деньги-то еще у кого остались? Давайте, я за зельем схожу. Да не суетись ты, Безяйчик, я сама, а то еще купишь какой-нибудь ерунды.
Взяла пятихатку, кацавейку накинула, туфли на босу ногу и — только дверь хлопнула.
Вот так шаманка!
Не успели Растюпинскские выкурить по сигарете, как шаманка вернулась — видно идти было и в самом деле недалеко.
— Вот, — сказала она и поставила на стол большую оплетенную соломкой бутыль с чем-то бордовым.
— Ты чо, Танюха, портвешка прикупила? На всю пятихатку? — дурашливо изумился Безяйчик. — Портвешок на беленькую не ляжет. Головка бо-бо будет.
— Заткнись! — бросила ведьмачка, разматывая платок и бросая его на стул. — Это не портвешок, хотя, как помнится, ты раньше и портвешком не брезговал. Слеза это московская пьяная, на чужой беде настоянная да чужим потом крепленая. У нашего дворника купила, у Яшки, знатное пойло, между прочим. Он не всякому его продает, только своим.
— А кто он таков, этот дворник Яшка, что ты ему, вроде как своя? — с некоторой обидой за шаманку, дескать, низко опустилась землячка, спросил Мальчиш.
— Яшка-то? — ведьмачка вздернула крутую бровь. — Яшка — верлиока местный. Староста ночной. И не вздумайте невежество какое-нибудь к Яшке проявить, хоть бы и на словах — убить не убьет, а утра вам точно не видать, притопит в ночи!
— Ишь ты! — Безяйчик хотел было заржать, но покосился на открытую коробку-кладбище с горящими свечечками, и поперхнулся. — Верлиока, надо же! Так бы сразу и сказала, а то дворник…
— Ну, будем! — шаманка наполнила мутной московской слезой фужеры, не забыв плеснуть чуток в коробку, и прошептать что-то так быстро, что слов никто не разобрал. Да и если бы разобрал — не понял бы.
Мальчиш с Безяйчиком опасливо понюхали напиток, переглянулись и со страдальческим видом влили в себя. Иван-солдат покрутил фужер в руках, да и выпил залпом, выкинув из головы мысли о всякой мистике и прочей ерунде. И то сказать, мало ли что пивать в жизни приходится. Если задумываться о том, из чего это сделано, то враз стошнит, а если не думать — то и ладно.
Безяйчик отыскал на столе замусоленную хлебную корочку и усиленно ее нюхал. На его широкой физиономии явственно отображалась внутренняя борьба. Чего, дескать, не сделаешь из уважения к хозяйке!
Танька заметила это и сказала:
— Хорош приблажать-то да придурков из себя корчить. Вон, человек выпил, и ничего, не морщится!
— Так ему чего, он же солдат! — пробасил Безяйчик. — У него желудок, небось, бронированный, а у нас нутро больное, баландой стертое…
— Ничего, — Танька строго посмотрела на Растюпинскских. — Стерпит как-нибудь ваше нутро. Допивайте, а не то старосту обидите.
Упоминание о старосте подействовало. Да и пойло на самом деле было не таким уж отвратительным. Честно говоря, оно вообще было никаким на вкус. Точнее, никто его толком не распробовал. Безяйчик проглотил, наконец, свою корочку, сглотнул и сказал:
— А чего это ты нас слезами потчевать взялась. Сказано же, Москва слезам не верит.
— Ну и дура, что не верит, — шаманка уже налила себе багровой бурды и теперь с наслаждением прихлебывала, щуря узкие, вытянутые к вискам глаза. — А вы верьте. Выпивший слезы на сутки становится как бы местным, что ли. Запах у него московский и все остальное. Короче, теперь никто вас за чужаков не примет в любое Московское место вам проход будет.
— И в Кремль? — спросил Иван-солдат.
Во многих местах он побывал, а вот в Кремле не доводилось. Разве что в детстве.
— И в Кремль, кивнула Танька. — И не только пустят, но и выпустят, а это уже кое-что!
— Это хорошо, — солдат налил себе еще немного, полфужера, выпил, и задумался, что ему, собственно, в Кремле понадобилось. По всему выходило, что ничего, однако, упускать такую возможность все-таки не хотелось.
— А чего это твои мурашки не возвращаются? — спросил Мальчиш. — Наверное, пора уже.
— Куда им торопиться? — легкомысленно бросила ведьмачка. — Рады радешеньки, из могилок-то выбраться, вот и пускай погуляют. Ночь, она длинная, а для них она и вовсе длиной в жизнь. Вот и не торопятся в неволю.
— Ты бы их из коробки почаще выпускала, да на солнышко, им бы веселее было, — пожалел мурашек Безяйчик. — Глядишь, и проворнее бы стали.
— Много ты понимаешь, — фыркнула шаманка. — Нельзя им почаще. И на солнышко нельзя. Они же дохлые!
— Так ты что, нам на дохлых мурашках гадаешь? — возмутился Мальчиш.
— Во-первых, где я вам не дохлых возьму, — Танька опять закурила трубку и выпустила облако вонючего болгарского дыма прямо в потолок. — А во вторых, дело ваше темное, дохлое, может быть, вот я дохлых мурашек и пустила разведать, что к чему. Если они принесут какую весть, то дурную, стало быть, лучше вам собираться и уматывать восвояси, а если спокойные вернутся, да тихо мирно по местам разлягутся, стало быть, все в порядке, можете смело приступать к своим беззаконным делишкам. Нету вас на той стороне! Я доступно объясняю?
— Ни фига себе! Вот так гадание на фарт! — хором выдохнули Мальчиш с Безяйчиком. — Ну, ты, подруга даешь! Тут без бутылки не обойтись!
Сталкеры возвращаются из Зоны Отчуждения. В обычный мир, который они всегда считали своим домом. Конечно, вернуться удается не всем. Кто-то погиб, а кто-то изменился настолько, что возвращение потеряло смысл. Но многие все-таки идут назад. Что там мурлыкал себе под нос Рэдрик Шухарт, сидя в «Боржче» после очередного похода в Зону? Не возвращайся, если не уверен? Вполне подходящая песенка!Сталкеры стремятся в свои родные места, но приносят туда Зону. Потому, что у каждого из них есть эта самая «Зона внутри», от которой уже невозможно избавиться.
Он зовет себя Лабух.Он был одним из сотен нищих и свободных музыкантов трущобного «нижнего» города, веками враждовавшего с богатым, спокойным городом «верхним».Но теперь он сумел сделать НЕВОЗМОЖНОЕ — сыграл музыку, которая освободила неупокоенных ПРИЗРАКОВ.Отныне, согласно странному старинному пророчеству, он должен принять жребий Избранного — лидера, которому предстоит навеки прекратить войну «верхнего» и «нижнего» городов и подарить их обитателям НОВОЕ, ИНОЕ будущее.
Для чего люди идут в Чернобыльскую Зону? За артефактами? Но артефакты за бесценок уходят торговцам. Чтобы разбогатеть? Вроде бы никто из сталкеров так и не разбогател. Но в Зоне можно прикрыть друга и покарать врага, в Зоне все всерьез — и жизнь и смерть — и переплетены они крепко-накрепко. Сталкеры свободны от остального мира, видимо, такой уж он, этот внешний мир, что в радиоактивных пустошах Чернобыля дышится легче, чем на его заплеванных ложью просторах. Там есть любовь, дружба, ненависть, страх, и, конечно, музыка.
О драматических последствиях разделения двух цивилизаций — роботов и людей.
Мы мирные люди, но если родина говорит: «Контакт!» - стреляем без промаха.
Стабильность каждого из множества параллельных миров необходимо сохранять.А о какой стабильности может идти речь, если какой-то провинциальный маг, неясным образом овладевший секретом таинственных чар Злого Неупокоенного Железа, принялся направо и налево вершить высшую справедливость, убивая богов?!Положим, боги в этом мире – не очень. Даже, скорее, «очень не». И избирают-то их при помощи всенародного голосования, и сами они сплошь и рядом являются бывшими бандитами, покинувшими земной мир насильственным способом…Но все равно – боги остаются богами.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.