Гностики и фарисеи - [43]

Но как только Николай Макарыч решал одну задачу, воспалённый мозг его ставил перед ним новую. Услышав однажды, что в соседнем городе зэки совершили побег из тюрьмы, он рассудил, что естественнее всего для них было бы схорониться на время, а затем напасть на квартиру с тем, чтобы завладеть деньгами, одеждой и пищей. А где удобнее всего схорониться? Конечно, на чердаке. Оттуда можно перелезть на балкон верхнего этажа (Николай Макарыч как раз жил на пятом, последнем этаже), выбить окна, убить хозяина квартиры, тем более, если тот – одинокий старик; отсидеться в квартире, питаясь запасами убитого, а потом и самим убитым – этого хватило бы надолго, – ну, а после, когда страсти улягутся, можно, как ни в чём ни бывало, отправляться на все четыре стороны. Николай Макарычем овладело сильнейшее нервное возбуждение, от которого он был не в состоянии избавиться. Он не спал ночами, а сидя в постели, всматривался в окно, не покажутся ли беглые каторжники. Рядом с собой он ставил телефон, а в руках держал тот самый кухонный нож. Свет он не гасил, чтобы с улицы было видно, что он не спит.

Болезненные переживания породили в Николай Макарыче невероятную активность и поистине гениальную изобретательность, которые, однако, носили исключительно односторонний характер. Все свои жизненные силы он направлял лишь на то, чтобы оградить свою жизнь и имущество от возможных посягательств извне.

Он заметно похудел и осунулся. Перестал следить за собой, часто подолгу ничего не ел. Книг и газет он давно уже не читал, поскольку однажды ему вдруг пришло в голову, что он достаточно уж прочёл, и теперь это занятие потеряло для него всякий смысл. Случалось, что целыми днями он не выходил из дома, где сидел, запершись, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Оттого что он перестал мыться и стирать одежду, в квартире у него распространился удушливый кислый запах. Сам Николай Макарыч ощущал его, но откуда этот запах исходит, долго не мог понять. Вскоре, однако, он сообразил, что в квартиру его кто-то – очевидно, соседи – напустил ядовитого газа. И с тех пор Николай Макарыч стал ходить по дому не иначе, как в повязке из старого полотенца.

Как-то, уже весной, он собрался за хлебом. Он оделся и уж было направился к двери, как вспомнил, что забыл включить радио. Обыкновенно, когда он уходил, то всегда включал радио, звуки которого, слышимые даже на лестнице, призваны были отпугнуть потенциальных грабителей, внушив им, что хозяева дома.

Николай Макарыч оставил сумку с ножом в прихожей и отправился на кухню, где в углу под самым потолком располагалась радиоточка. Николай Макарыч выкрутил ручку громкоговорителя, но к удивлению своему услышал, что голос диктора обращается к нему. Николай Макарыч замер и стал прислушиваться. Нет, ошибки не было. Диктор обращался к нему, к Николай Макарычу Пыткину.

– Пыткин! Пыткин! – говорил голос по радио.

– Вот я! – откликнулся Николай Макарыч.

– Слушай, Пыткин! Меня зовут Фёдор Триасучкин. Я из штаба дивизии огненных пулемётов. Я послан к тебе, чтобы руководить твоею жизнью. За особые сверхзаслуги ты принят в штаб нашей дивизии и назначаешься главнокомандующим всеми танковыми и мотострелковыми силами в мире. Вместе мы должны победить, потому что мы – творцы победы!

– А что я должен делать? – поинтересовался Николай Макарыч.

– Ничего. Живи, как жил. Ничего не бойся, ты теперь находишься под защитой нашего штаба. И ныне, и присно, и во веки веков.

Николай Макарыч, которого голос Триасучкина застал перед радиоточкой, так и остался стоять, внимая новому другу. Триасучкин понравился Николай Макарычу. Они долго беседовали, и Николай Макарыч узнал для себя много интересного. Так, например, Триасучкин объяснил природу отвратительного запаха в квартире Николай Макарыча. Действительно, завистники хотели отравить его и потому напустили ядовитый газ новейшей разработки. Триасучкин похвалил Николай Макарыча за находчивость, но посоветовал снять повязку с лица, а вместо этого замазать ноздри мылом. Таким образом газ не причинит ему вреда, потому что действует разрушающе только при попадании в организм через нос. Ещё Триасучкин сообщил, что в настоящее время в штабе проводится следствие по его, Николай Макарыча, делу. И если выяснится, что на нём нет никакой вины, его ждут «необыкновенные сюрпризы». На прощанье Фёдор Триасучкин пообещал вскоре снова выйти на связь с Николай Макарычем.

Николай Макарыч постоял ещё на кухне, обождав, не повторится ли «сеанс связи», потом прошёл в комнату и, как был в пальто и ботинках, повалился на кровать.

С тех пор каждый день он подолгу беседовал с Триасучкиным. Общение их начиналось так. Где бы Николай Макарыч ни находился, он всегда каким-то неведомым образом чувствовал, что Триасучкин ждёт «связи», и спешил на кухню. Там он выкручивал до предела ручку громкоговорителя и замирал в ожидании. Тотчас раздавался «в эфире» знакомый голос. Во время «сеансов» Николай Макарыч весь преображался. Он широко улыбался, глаза его лихорадочно блестели. Обращаясь к Триасучкину, он оживлённо жестикулировал и возбуждённо смеялся.